Порох. От алхимии до артиллерии: История вещества, которое изменило мир - [62]

Добровольное изгнание было затеей отца семейства. Неугомонный честолюбец Пьер Самюэль Дюпон де Немур, бедняк, выдававший себя за французского аристократа, был идеалистом и обладал обширными связями. Сначала он поддержал Французскую революцию и даже был некоторое время председателем Национальной ассамблеи. Во время террора ему повезло больше, чем его другу Антуану Лавуазье, — промедление с вынесением смертного приговора спасло Дюпона от гильотины. Но тянулись 90-е годы, перспективы тех, кто придерживался умеренных убеждений, оставались во Франции неопределенными, и Пьер решил перебраться в Америку.

Он намеревался основать в лесах Кентукки новую колонию — Понтиану. План, отчасти основанный на спекуляциях землей, которыми собирался заняться Дюпон, отчасти бывший плодом утопических фантазий, начал рушиться, едва семья высадилась в Америке. Томас Джефферсон, с которым Пьер познакомился еще в те времена, когда американец был послом в Париже, сообщил, что с подобными идеями носится множество авантюристов, уже взвинтивших цену западных земель до немыслимых высот. Пьер, неисправимый оптимист (он даже говорил, что корабельные крысы не такое уж плохое блюдо), начал присматриваться к другим возможностям.

Пока он обдумывал различные комбинации, включая контрабанду испанского золота, его сын Ириней тяготел к раз и навсегда избранной профессии. Во Франции он изучал пороховое дело под руководством самого Лавуазье. Семейное предание повествует, как он однажды принял участие в некоей охотничьей экспедиции и пришел в ужас от качества американского пороха. Вероятно, не надо было быть провидцем, чтобы углядеть возможности, которые сулила слабая конкуренция и растущий рынок сбыта — пионерам и американской армии было нужно все больше пороха. Все это обещало успех эффективному предприятию, которым взялся бы управлять кто-то, знакомый с новейшими французскими технологиями.

Пьер не сразу одобрил решение сына: пороховое ремесло — слишком грязное и опасное дело для благородного человека. Однако, ознакомившись с тщательными расчетами возможной прибыли, которые провел Ириней, он принял план со свойственным ему энтузиазмом. Ириней и его брат Виктор скоро отправились обратно во Францию, чтобы раздобыть деньги и закупить оборудование, а Пьер стал хвастаться направо и налево, что дело «сулит не просто надежду, но положительную уверенность в большой прибыли». Он писал Джефферсону, что порох фабрики Дюпонов сможет «посылать пули впятеро дальше, чем английские или голландские ружья».

Наполеоновское правительство, вечно стремившееся досадить британцам и поэтому помогавшее американцам, предложило Дюпонам лучшее оборудование на разумных условиях. Вернувшись в Америку, Ириней попытался купить действующее предприятие во Франкфорде под Филадельфией, но безуспешно. Тогда он выбрал место на реке Брендивайн-крик под Уилмингтоном, штат Делавэр, и начал строить там новую мельницу. На выбор места повлияло обилие воды: ее здесь хватало и для мельницы, и для перевозки грузов; к тому же неподалеку находилась французская колония, населенная выходцами из Сан-Доминго, бежавшими оттуда после восстания рабов. Строительство фабрики началось в 1802 году, и через два года дюжина зданий, из которых состояло предприятие, были уже готовы. В 1804 году фабрика «Элютериан Миллз» дала первый порох. Всего за первый год Дюпоны продали двадцать две тонны.

Ириней начал свое дело в удачное время. Войны в Европе избавили его от конкуренции и при этом увеличили спрос. Вскоре после открытия фабрики военный флот Соединенных Штатов купил у Дюпонов одиннадцать тонн пороха, чтобы обуздать берберских пиратов Северной Африки. Две с половиной тонны купил в 1810 году Джон Джейкоб Астор, составивший состояние на пушной торговле. Два года спустя между Соединенными Штатами и Британией вновь началась война, и ежегодные продажи выросли с двадцати пяти тонн до ста, а в следующем году даже до двухсот пятидесяти.

Несмотря на успех предприятия, Ириней жаловался, что испытывает «привычную скуку и меланхолию»: он всегда был склонен к эмоциональной депрессии. Нервное напряжение — результат постоянной работы со взрывчатыми веществами — тоже, конечно, не способствовало бодрости духа. В общем же Ириней был трудолюбивым, осторожным и чрезмерно совестливым человеком, которому был противен «весь этот душок саморекламы и хвастовства».

Как и любой разумный пороховых дел мастер, Ириней строил свои заводы так, чтобы по возможности не допустить катастрофы. Для каждой производственной операции существовало отдельное здание. Порох перетирали на нескольких небольших водяных мельницах, три стены которых были сложены из массивного камня, а четвертая, более легкая, выходила на реку. Это была беспощадно практичная архитектура: взрыв снес бы легкую стену и крышу здания, но направил бы взрывную волну прочь от остальных построек. На жаргоне рабочих «уйти за реку» означало «погибнуть при несчастном случае».

Ириней взял на вооружение целый ряд усовершенствований, появившихся с тех пор, как пороховое производство превратилось из ремесла в индустрию. Ключевым процессом по-прежнему оставалось перетирание селитры, серы и угля, превращение их в тончайший порошок и перемешивание, в результате чего становилось возможным их самое тесное взаимодействие. Эту операцию традиционно выполняли при помощи ручных ступы и песта. Во Франции они были в ходу даже в XIX веке, однако на более прогрессивных производствах процесс усовершенствовали: пороховая мельница-толчея представляла собой нечто вроде механизированной ступы.