Порог дома твоего - [49]

Шрифт
Интервал

Только служба Геннадия Шипкова по-прежнему меня не удовлетворяла. Его рассеянность была просто непонятна. Беседовал с ним, и не раз, знал уже о нем почти все. Работал он до службы на Гусевском хрустальном заводе. Юноша оказался способным алмазником — в восемнадцать лет стал мастером. Рассказывая о вазах редкой красоты, о хрустале всех цветов и оттенков, Геннадий волновался. Он любил завод, любил свою профессию. «Если человек, — думал я, — способен так любить дело, он не может быть плохим солдатом». Хотелось верить, что Шипков найдет себя и на заставе.

Вскоре после откровенной беседы с ним я пошел проверять наряды. Геннадий находился тогда в дозоре. Я долго шел по тропе и, наконец, в сумерках разглядел рослую стройную фигуру солдата. Это мне навстречу двигался Шипков. Может быть, успел заметить? Схожу с тропы, останавливаюсь в пяти шагах под деревом. Приближается медленно, его шаги почти не слышны, хотя земля мерзлая, звонкая. Остановился. Очень хорошо! Сейчас окликнет…

Но проходит минута, другая. Шипков не окликает. Вот он тронулся с места. Вот уже поравнялся с сосной, под которой я стою. Ну смотри же, смотри! Знаю, трудно заметить. Но именно так притаился бы нарушитель. О, как обрадовался бы он, если бы солдат прошел мимо. Наша оплошность — его удача. Конечно, деревьев вдоль тропы много, но ты ощупай глазами каждую березку, каждую сосенку. А ствол этой сосны подозрительно толст. Гляди же, гляди на него!

Но Шипков прошел мимо.

Опять беседую с ним.

В комнате ярко горит лампа, от жарко натопленной печи волнами разливается тепло. Но серьезное, с острым подбородком лицо солдата разрумянилось по другой причине. Ему стыдно. «Да, так мог бы и врага пропустить, — говорит он глухим голосом и добавляет: — Виноват, не оправдал доверия».

Он долго молчит, потом принимается растирать колено. Вид у него такой, будто вся боль вдруг переместилась туда, в колено, и теперь очень беспокоит его.

— Меня надо ругать… Я понимаю это, — говорит Шипков. — Только зачем вы-то расстраиваетесь?

— Вы о чем, товарищ Шипков?

— О моей службе… Не способен я, видно… Не будет из меня настоящего пограничника.

— Почему?

— Задатка, видно, такого нет. Стараюсь, из себя выхожу, расстраиваюсь… Ну, думаю, завтра буду так нести службу, что даже вы не придеретесь. И на эту ночь такая думка была. А вот не вышло! Там, на Гусь-Хрустальном, если дал слово, обязательно сдержу. А здесь… Значит, не способен…

Шипков встал. В его глазах — грусть и отчаяние. Как тут быть, что ответить ему? Как убедить солдата, что он заблуждается? Как вернуть ему, хорошему, честному, но растерявшемуся после неудач и ошибок парню, уверенность в себе?

Мучительно ломаю голову и не могу придумать ничего толкового. Мысли складываются в какие-то общие, хотя и верные по существу, но совсем не убедительные фразы. Лучше уж ничего не говорить сейчас, подождать…

Не зря беспокоил меня и Валентин Сорокин. Дал он все-таки волю своему самолюбию. Случилось то, чего нельзя простить. Старшина приказал Сорокину вымыть пол в сушилке. Сорокин отказался: дескать, не его дело. «На службу — пожалуйста, а пол мыть не буду».

Откуда это у молодого солдата? Неужели дома ему никогда не приходилось мыть полы? Возможно, отец и мать растили его белоручкой? Мало я знаю Сорокина! Приехал он, кажется, из Московской области, работал на фабрике столяром, комсомолец. А еще что? Нет, перед комсомольским собранием надо обстоятельно побеседовать с ним. К тому времени Сорокин отсидит на гауптвахте свои пять суток.

Я ожидал, что с гауптвахты Сорокин вернется замкнутым, обиженным. Но он вошел в канцелярию с улыбкой на лице. Что означала эта улыбка? Неужели за пять суток ничего не прочувствовал?

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! — бойко бросил он руку под козырек. Взглянув на предложенный ему стул, спросил: — Разрешите стоять? По той причине, что сидеть надоело. — И опять улыбнулся, довольный своей находчивостью.

— Садитесь, товарищ Сорокин.

Стул он поставил по-своему, сел и приготовился слушать. Думал, начальник опять заведет разговор о проступке. Но я не собирался напоминать ему о плохом. За эти дни он получил два письма (видел на его тумбочке распечатанные конверты), и я спросил, успел ли он прочитать их.

— Прочел, товарищ старший лейтенант. Это мне сестренка и братишка прислали. Брат мой тоже служит. Хорошее пишут…

— Брат ваш давно на службе?

— Да столько же… Мы с ним одним днем призваны. Правда, братишка старше меня на три года.

— Что же в разных войсках? Или он в пограничники не захотел?

— Как не захотел?.. Видно, места ему не оказалось. Сначала жалел, а как приехал в свою часть, успокоился. Но письмам чувствую — нравится ему там. А у вас есть старший брат? — вдруг спросил он.

— Был. В сорок третьем погиб… Под Полтавой.

Сорокин вздохнул.

— А у меня на войне отец погиб. Знаете, какой у меня был отец! Про него сестренка с братом столько хорошего рассказывали. Сам-то я его не помню… А мама очень рано умерла.

— С кем же росли?

— Да вот так, с братом и сестренкой… Они меня поднимали. Устроили в ПТУ, потом в цех пошел, стал рабочим.

Он снова оживился, светлые глаза его взглянули веселее.


Еще от автора Александр Севастьянович Сердюк
Визит в абвер

1943 год. Красная армия успешно развивала наступление в Белоруссии. Перелом в смертельной схватке двух колоссов произошел. Но у врага еще не угасла надежда на реванш.В освобожденном районе под Витебском задержан связной-власовец. При допросе выясняется, что он должен был выйти на контакт с офицерами секретного отдела 1-Ц штаба недавно разгромленной немецкой армии. Однако обычная поначалу операция по поиску и захвату уцелевших гитлеровцев неожиданно превращается в сложнейшую и опасную «дуэль» профессионалов разведки…


В ловушке

Автор книжки «В ловушке» Александр Севастьянович Сердюк — подполковник пограничных войск, журналист. Он часто бывает на заставах, хорошо знает жизнь границы, ее часовых. Все, о чем говорится в книжке, не вымысел. Это рассказы о событиях, действительно имевших место на границе, о бдительности и мужестве советских пограничников — зорких часовых границ нашей Родины.


Разглашению не подлежит

«Разглашению не подлежит» - повесть о советских контрразведчиках, о людях, которые в годы Великой Отечественной войны вели борьбу с гитлеровской военной разведкой. Вдали от линии фронта, в тылу врага, даже в его разведывательных органах они самоотверженно выполняли свой долг перед Родиной. Александр Сердюк уже многие годы выступает в печати с очерками и рассказами о людях героических судеб - советских пограничниках и чекистах. Он окончил , Литературный институт имени А. М. Горького. Работа в журнале «Пограничник» позволила ему близко увидеть жизнь и службу войной в зеленых фуражках, правдиво рассказать о тех, кто несет свою трудную вахту на Балтике и Тихом океане, в снегах Заполярья и в песках Средней Азии.


Рекомендуем почитать
Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза

В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».


Дж. Д. Сэлинджер

Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.


Верность

В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.


Mainstream

Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?


Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.