Порочные круги постсоветской России т.1 - [52]

Сепаратизм. Ислам довольно часто становится знаменем сепаратистов: так, во время первой чеченской войны их идеологией был тарикат кадирийя, во время второй — салафизм.53

Религиозный потенциал язычества используется сепаратистскими группировками в Мордовии, Удмуртии, Чувашии и Якутии. Однако отождествлять этнический сепаратизм и локальные верования неверно. В тех случаях, когда власти удается наладить позитивный диалог с представителями языческих верований и включить их в легальную систему взаимодействия, язычники ограничиваются сохранением собственной этнической самобытности, не посягая на сложившиеся федеральные отношения — как, например, в Республике Алтай, Бурятии, Марий Эл, Тыве и Хакасии.54

Неоднозначное отношение верующих к российскому проекту нациестроительства

Для православных этническая и гражданская идентичность менее существенны, чем идентичность «духовная» — связанность с людьми, близкими по духу. Разительно от неверующих и православных отличаются приоритеты идентичности мусульман. Для них определяющие идентичность основания составили согражданство, национальная, языковая и профессиональная общности. Очевидно, что для опрошенных мусульман этническая идентичность имеет значительно больший «вес», чем для православных и неверующих.55

Своеобразно формируется протестантская «надэтническая» идентичность, существенная для общегражданской. Благодаря деятельности протестантских миссионеров были созданы межэтнические и моноэтнические церкви. Как правило, в них особое внимание уделяется этнической идентичности; обычно новообращенные не меняют традиционный образ жизни и создают новое этноконфессиональное сообщество. Как отмечает социолог религии Ю.С. Ковальчук, в таких группах, тем не менее, нивелируется культурная самобытность «через формирование над-этнической, протестантской идентичности».56

Что касается интегративного проекта нациестроительства, актуализации общих ценностей и т. д., то в среде верующих он, как правило, встречает неоднозначное и даже настороженное отношение.

Как отмечает проф. В.В. Симонов, христианство возникло в строго национальном субстрате (как ересь в иудейской общине), однако быстро переросло национальные рамки и конституировалось как универсальная религия, отрицающая национальные перегородки («нет ни Еллина, ни Иудея, но всё и во всем Христос» — Кол. 3:11).

В социально-политической системе Византийской империи христианство играло роль религиозной базы гражданства более, чем национальность. И в дальнейшем в истории «национализация» христианских церквей всегда являлась функцией политического процесса. Рецепция элементов национальных культур (к которым, в частности, относится перевод Библии на национальные языки) в христианском богословии допустима, но поощряется прежде всего для миссионерских целей и при условии, что «небесное гражданство» всегда важнее и гражданских, и этнических интересов.

Степень вовлеченности христианина в мирские дела, обязательность патриотизма являются предметом споров христианских богословов, однако общим остается приоритет «Царства не от мира сего». Среди православных спор о небесном и земном гражданстве и их соотношении остается очень острым; нет согласия и среди тех, кто заинтересован в собирании страны и считает это своим христианским долгом: отсутствует единое мнение — следует ли строить, в разных формах, «православное русское государство» (таких большинство) или формально светское общество с христианскими ценностями, где церковь будет отделена от государства, но при этом останется активным и авторитетным институтом.

Что касается католиков и протестантов, то они часто апеллируют прежде всего к христианскому универсализму. Однако в связи с тем, что их воспринимают как «чужих» для русской традиции, они вынуждены формулировать какие-то ответы на вызов «национальной идеи». Для католиков этот ответ — либо формирование этноконфессиональной общности, слабо или почти не связанной с российской гражданской нацией (в случае этнических поляков или немцев), либо воплощение идеи В. Соловьева о вселенском единстве через приобщение русской культуры к католичеству. В таком случае отвергается изоляционизм русской цивилизации и акцентируется ее связанность с общехристианской культурой и традицией. Такая позиция, в силу ряда причин, консолидирует только часть интеллигенции, настроенную прозападно.

Для протестантов вариантов восприятия национальной идеи может быть несколько:

— создание, как и у католиков, этноконфессиональной общности, не связанной с общероссийскими интересами (немецкие лютеране и меннониты, а также молокане и духоборы);

— попытка рецепции русской культуры и русского православного богословия для того, чтобы, признавая и уважая историческую «Россию православную», строить (точнее, по их мнению, восстанавливать) «Россию евангельскую». Между этими двумя Россиями находятся общие точки («евангельское» было и у православных святых, которые могут считаться единомышленниками), однако фактическое противопоставление «России православной» и «России евангельской» остается, что может стать источником конфликтов;