Порочные игры - [32]
— Будь у меня более высокая пенсия, я предпочел бы Грецию, — как-то признался он. — Но, в конце концов, здесь тоже море. Не такое синее, как Адриатическое, но все же лучше, чем никакого.
Я ни разу не ездил к нему с тех пор, как он вышел на пенсию, несмотря на многократные приглашения. Мои прозрачные оправдания он принимал без злобы, хотя понимал, что они липовые.
Сейчас же, по некотором размышлении, его дом показался мне самым подходящим местом. Я позвонил ему в тот же вечер.
— Роджер, боюсь показаться чертом из коробочки, но что, если я приеду к вам погостить недельку-другую? Если неудобно — ради Бога, скажите, я все пойму. Годы проходят, и мне очень стыдно, что мы так редко видимся.
Ведя с ним разговор, я ощущал неловкость, тем более что его реакция была моментальной и искренней.
— Какая замечательная новость, дорогой мой! Ну конечно же приезжай — когда и на сколько хочешь.
— Нет, правда? Вы уверены, что говорите это не из вежливости?
— Я вовсе не вежливый, — сказал он, — и никогда им не был. Будь что-то не так, я бы сказал. И не надо никаких церемоний.
Потом с проницательностью, свойственной старикам, он спросил:
— У тебя ничего не случилось?
— Нет, нет!
— Ну и хорошо. Как славно, дорогой мой! Когда тебя ждать?
— Постараюсь попасть на завтрашний поезд.
— Тебе надо выходить в Хелстоне, это ты знаешь. Возьмешь такси. К сожалению, встретить тебя не смогу: у меня был выбор — бросить пить или перестать водить машину, и я, как ты понимаешь, долго не колебался — уж очень люблю древесинку.
Так он ласково называл скотч, который не разбавлял ни водой, ни льдом.
На следующее утро, вооружившись новым портативным компьютером, в который загрузил все тот же текстовой процессор и текущую работу, я отправился на вокзал Ватерлоо.
До национализации «Корнуоллская Ривьера» была одним из самых знаменитых поездов на Большой западной линии. Теперь, когда эта линия стала всего-навсего частью городской железной дороги, неопрятные вагоны даже отдаленно не напоминали старые нарядные бело-коричневые составы. Оказалось, что и вагона-ресторана в поезде нет; мне объяснили, что не хватает персонала — это при трех миллионах безработных! Вместо этого пассажирам предлагалось совершить рискованное путешествие в закусочный бар, где смельчаков ожидало лишь что-то несъедобное в пластиковых пакетах. Пришлось приготовиться к долгому путешествию впроголодь. Но едва мы проехали Рединг, на пороге купе появился приветливый пакистанец с целым ящиком отличных свежих сэндвичей. Он объяснил, что у него «тэтчеровское» частное предприятие и что он всегда распродает весь товар до Эксетера. Это было единственное приятное исключение на общем унылом фоне.
Подкрепившись, я устроился со своим компьютером и все остальное время провел в попытках склеить некоторые фрагменты моего заброшенного романа.
После Девона Корнуолл воспринимается как другая страна. Здесь начинается настоящая Британия, без прикрас: обветренные каменные фасады домов, покореженные враждебными бурями деревья — только эта часть побережья, еще не истоптанная туристами, хранит величие и тайны былых времен контрабандистов. Хелстон, где я сошел с поезда, знаменит «Майскими цветочными танцами», когда парни и девушки, украшенные цветами, танцуют на улицах, забегая в каждый дом. Этот таинственный ритуал, похожий на моррисовские танцы[32], напоминают сцены из шоу «Монти Пайтона».
Приехал я в дождь. Минут двадцать ждал такси, которое отвезло бы меня в Портлевен. Домик Роджера, внешне почти не отличимый от соседских, стоял на полпути к вершине скалы, глядящей на гавань. Сада не было; входная дверь вела прямо в уютную гостиную. В доме были все элементарные удобства, в том числе и центральное отопление. Купив дом, Роджер позаботился об этом в первую очередь. Меня встретил поток теплого воздуха и непременный стаканчик виски.
— Как я рад тебя видеть, дорогой мой! — воскликнул гостеприимный хозяин. — Сколько лет, сколько зим!
— Да, очень много лет. Вся вина — моя!
Даже в годы студенчества он казался мне старым, а сейчас еще больше ссутулился. Морщины на лице, седеющие волосы, которые, как я заметил, он мазал бриллиантином, плохие зубы, открывшиеся в улыбке, рубашка с вытертым воротничком, неряшливо повязанный университетский галстук, свободный шерстяной джемпер, сильно поношенный. Он засуетился и повел меня в мою комнату, по дороге извиняясь за неудобства.
— К сожалению, только одна ванная. Но постель свежая, утром приходила женщина и проветрила ее. Если будет холодно, у меня где-то есть электрическое одеяло, сестра как-то подарила на Рождество, но им не пользуюсь — боюсь.
— Все будет хорошо. Мне здесь очень нравится.
