– К полету готова, – заявила я, усаживаясь на проплешину ковра.
Но гений отечественной мысли не торопился:
– И на сколько тебя забрасывать в этот ад кромешный на этот раз? – спросил он, аккуратно раскладывая на столе бинты, йод и прочие предметы первой медицинской помощи. – Ты снова хочешь посетить наших друзей чекистов или теперь мы займемся чем-то менее экстремальным?
Я посмотрела на тонкие стрелочки и, в сотый раз проанализировав свою идею, ответила:
– Ровно на десять минут. Причем транспортируй меня именно в тот момент времени, когда я исчезла из расстрельного энкавэдэшного коридора. Думаю, это будет остроумно – нарисоваться в Кремле, испарившись с Лубянки.
Захихикав, Натаныч сунул мне штекеры, несколько раз глубоко вздохнул и кликнул по клавише.
Через секунду я поднялась с пола, к великому удивлению Отца народов.
– Это что еще за фокус? – спросил Сталин, опешив от моего неожиданного появления.
– А это, Иосиф Виссарионович, не фокус, а обдуманные действия патриотки! – почему-то громко выпалила я и встала, уткнув руки в боки. – Вот сейчас вам позвонят и скажут, что меня не смогли пристрелить, так как я растворилась в воздухе. Итак… – Я показала на телефон, явно беря будущего генералиссимуса на понт, поскольку уверенности в этом телефонном звонке у меня не было никакой.
Однако фортуна была ко мне благосклонна. Услышав обещанный звонок, Сталин поднял трубку.
– Слушаю. Что?! Сбежала? Как это понимать? Что значит «исчезла»?! Разберитесь там со всеми, кто виноват! – Он бросил трубку и жестом пригласил меня сесть. – Итак. Вы утверждаете, что пришли из будущего. И теперь хотите что-то рассказать мне о судьбе Советского Союза?
– Так точно!
– Тогда для начала объясните, как вам удалось переместиться сюда с Лубянской площади.
Я посмотрела на часы. У меня было еще семь минут.
– Товарищ Сталин, – рубанула я правду-матку. – Буду откровенна. С Лубянской площади я переместилась не сюда, а в больницу. А после того, как я неделю пролечилась в 2010 году, я вернулась к вам. Думаю, что по моему лицу и платью заметно, что сюда я не из санатория НКВД пришла, где из меня отбивную пытались сделать.
– Продолжайте, – довольно заинтересованно сказал мой собеседник, набивая и закуривая трубку.
– Так вот, – послушно кивнула я, – через несколько минут мне придется исчезнуть и вернуться обратно в будущее. Но пока я еще здесь, хочу сказать, что вам стоило бы меня выслушать, так как я поведаю не только о том, что ждет СССР в период вашего правления, но и о том, что произойдет со страной много позже. А это, знаете ли, не особенно вам понравится.
– И что вы предлагаете? – спросил он, окутывая себя облаком дыма.
– Назначьте мне аудиенцию. Я появлюсь и спокойно все вам доложу. Только дайте слово, что меня больше не отправят к этим костоломам. Иначе никакого конструктивного диалога у нас не получится.
Он усмехнулся:
– Значит, вы настроены на диалог. Кстати, как вас зовут?
– Елена Санарова.
– Хорошо, товарищ Санарова. Я выслушаю ваши сказки и даже посмотрю еще раз на фокусы, которые вы тут демонстрируете. Приходите сегодня в шесть вечера прямо сюда, как вы это проделали только что. Я смогу уделить вам ровно два часа.
Я радостно улыбнулась и встала:
– Спасибо вам большое. Буду в назначенный срок. До свида…
Договорить мне не удалось, так как сработавший таймер вернул меня домой.
– Ну как? – озабоченно уставился на меня Натаныч. – Жива?
– Да! – выдохнула я. – Чаю мне, срочно! А лучше кофе. Сейчас приду в себя и мигом обратно, пока у меня запал не прошел.
– Может, завтра? – с надеждой шепнул он. – Подготовишься, напишешь тезисный план своего выступления…
– Нет, иначе я не смогу победить свой страх.
– А все-таки тебе страшно?
Я побежала ставить чайник и прокричала из кухни:
– Знаешь, я вообще поражаюсь, как с ним рядом люди могли находиться. Он просто парализует собеседника. У него биополе убойное. Когда с ним разговариваешь, не то что страх, ужас суеверный испытываешь.
– А я тебе говорил: иди к Троцкому, – хохотнул Натаныч, пришлепав на кухню. – Он, говорят, душка был. И не страшно, и интересно.
– И бессмысленно, – отрезала я, насыпая кофе в мятую медную турку. – Меня не привлекают революционеры-неудачники, которых ледорубами убивают. Ты же знаешь, мне нужен гений политической мысли. Можно сказать, наиболее харизматичная фигура двадцатого века!
– Ну-ну… Ну-ну…
Мы сели за стол и провели в молчании минут сорок, погруженные каждый в свои думы. После этого я подправила макияж, покрутилась перед зеркалом и, усевшись в точку отправления, схватила электроды.
– Давай! В 18.00 этого же дня. И пусть мне сопутствует удача!
* * *
– Прошу садиться, – вполне доброжелательно сказал Сталин, когда я встала перед ним по стойке смирно. – Ваше появление сопровождается довольно сильным шумом. Это специально?
– Не знаю, – помотала я головой. – Скорее всего, это издержки путешествий во времени.
Усевшись за стол, я несколько секунд помолчала, чтобы справиться с трясучкой, которая, как я уже успела заметить, нападала на меня при одном только виде товарища Джугашвили. Потом несколько раз вздохнула и спросила:
– Можно приступать?
