Попытка к бегству - [16]

Тому причиной оказался Егор Гаврилович.

Когда кхолги схватили его, они вовсе не имели желания с ним жарко обниматься. Этот человек отравил им и без того безрадостную жизнь. Кхолги хотели жить и нормально эволюционировать, честно исполнять свой долг перед грядущим. Они уже разрисовали стены пещер, чтобы археологи будущего не остались без работы. Они делали первые выкройки из звериных шкур, они уже подумывали о бритье, о приручении собак и лошадей. Они двигали прогресс.

А этот Человек-тигр, теперь, в своей грязной пижаме, больше похожий на Человека-гиену, отравил им жизнь.

И кхолги решили отомстить Егору Гавриловичу. Просто убить его даже им, примитивным людям каменного века, показалось слишком легким наказанием за его пакости. И кхолги решили съесть его, переварить и вернуть его матери-природе в том виде, какой был единственно достойным этого человека.

Нетрудно представить ощущение Бобылева, которому стало известно, что его съедят. И не как-нибудь там с приправами, с гарнирчиком, под стопочку, а просто так, сырым, как едят помидор.

Егор Гаврилович по суровым лицам кхолгов понял, что амнистии не будет. Люди племени горели жаждой мщения. Они вцепились в него, и его пижама расползлась на клочки. Егор Гаврилович предстал перед племенем голым.

Гнусный же вид являл собой обнаженный Егор! Не имеющие никакого представления о гармонии и об изящном, кхолги все-таки поняли, что перед ними не самый лучший образец человеческой породы, хотя они и сами не являли образец совершенства. У него оказался большой живот, как у болотных людей, которых кхолги презирали, очень кривые и тонкие ноги, тряпочки мускул не говорили о его могуществе.

Ноги подкосились у Егора Гавриловича, он завопил без голоса:

— Караул! Милиция! Мама!

Но дикая, неприрученная планета ответила молчанием. Гуманное поколение людей, умеющих брать на поруки, еще не родилось. Никто не услышал голоса Бобылева.

Участь его была решена.

ГЛАВА 13 МОНЕТА ПУТАЕТ СЛЕД

Мы уже говорили, что, счастливый после удачной сделки, Монета, еще ничего не знавший об участи Бобылева, спешил к дверям квартиры начальника. На звонок Монеты дверь открыла совершенно растерянная от несчастья Агнесса Гарасимовна. По ее лицу он сразу понял, что произошло нечто страшное.

— Что случилось, Агнесса? — спросил встревоженный Монета.

— Приходили, — шепотом сообщила Агнесса, делая страшные глаза.

— Оттуда? — показывая глазами куда-то вверх и в сторону, также шепотом спросил Монета.

— Оттуда, — подтвердила Агнесса.

— Ну? — во рту Монеты почему-то пересохло.

— Не знаю. Ушел. Туда, — Агнесса указала пышной рукой на окно. Людовик посмотрел на эту руку, что-то соображая.

— Я сейчас, — сказал он все так же шепотом и сразу исчез за дверью. Агнесса, помня наказ мужа, хотела забрать у Монеты деньги, а того и след простыл.

Но Людовик Аванесович не был тем типом негодяя, который пользуется несчастьем напарника, чтобы завладеть его долей. Он очень скоро вернулся, но уже в дымину пьяный, с порога потребовал коньяк и минеральную и вскоре воинственно кричал:

— Плевал я на них! Да облокотился я на них! Они еще не знают Монету! Монета никого не боится!

А потом долго и жарко целовал и тискал Агнессу, спутав, очевидно, ее с кем-нибудь другим, а может быть и не спутав.

Агнесса, выпив с ним на брудершафт для усыпления бдительности, выудила у него из кармана деньги, и теперь деловито спаивала шумного друга семьи. А когда Монета уснул на диване, поправила на себе халат, и унесла деньги в какой-то ведомый ей одной тайник. Потом с сожалением посмотрела на спящего Монету и сказала:

— Дурачок ты, Людовик…

Рано утром Монета поднялся совершенно разбитый и больной. Агнесса уже стояла перед ним в другом халате и со стопкой в руке:

— Опохмелись, Людовик Аванесович. Голова-то болит?

— Чего уж похмеляться, пойду я, — махнул рукой Монета, но стопку выпил.

Домой он добирался с великим трудом. Считая себя только соучастником махинаций, Людовик предпринял все же необходимые меры предосторожности, чтобы незаметно добраться до своей квартиры. Он поднял воротник плаща, а измятую за ночь шляпу надвинул на самые глаза.

Пробираясь по тротуару, настороженно осматривался по сторонам. Чтобы сбить с толку возможную слежку, Монета проехал на автобусе одну остановку, потом со встречным автобусом вернулся обратно. При этом устрашающе всматривался в лица пассажиров, стараясь узнать среди них возможного преследователя. Но спешащие на работу люди не обращали внимания на его взгляды.

Вернувшись на прежнюю остановку, он подошел к стоянке такси, где сиротливо стояла всего одна машина. Людовик забрался на заднее сиденье, а потом, кряхтя от головной боли, открыл дверцу на другую сторону и вылез из машины, чтобы уехать на другой. Но с такси в Калачевске было не густо, и он долго стоял у обочины, потом вынужден был вернуться к той же машине, снова сел, только теперь рядом с шофером. Водитель спросил участливо:

— Что, браток? С перебора?

Монета ничего не ответил и, чтобы сбить его с толку, попросил отвезти на Заалайский базар. А сам не вынимал руку из кармана плаща, крепко сжимал портсигар, давая этим понять шоферу, что он вооружен и очень опасен. Но тот вел машину спокойно, не обращая внимания на угрожающие действия пассажира. Людовик все время оглядывался через заднее стекло, чтобы вовремя заметить настигающую его машину. Но увидеть погоню не удавалось.