Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи» - [15]
В 1839 году – то есть через три года после рождения романа-фельетона во Франции – знаменитый критик Сент-Бев в известной статье, опубликованной на страницах весьма респектабельного журнала «Ревю де дё монд» (La Revue des deux mondes), выступил с критикой «индустриального», так сказать, поставленного на поток романа. Почти одновременно с Сент-Бевом чувствительный удар по роману-фельетону нанес критик Альфред Нетман, выпустивший двухтомный труд, где подробно разбирается исходящая от этого жанра – неизбежного порождения удешевления прессы – опасность. Для Нетмана «роман-фельетон» и «аморальный роман» – абсолютные синонимы. Проходит еще пять лет, и журналист и политик барон Шапюи де Монлавиль объявляет настоящий крестовый поход против этого жанра, осуждает опасную для французского народа словесность с высокой трибуны – в Палате депутатов. С его точки зрения, роман-фельетон пробуждает нездоровые инстинкты и дразнит воображение. Эта борьба продолжалась вплоть до революционных событий 1848 года, а в 1850 году был введен специальный налог на публикацию романов-фельетонов. Очень распространена была в ту пору метафора «отравленных душ» – в роли отравы выступало, конечно же, скверное чтение, которое побуждало знатную молодежь к разврату, а рабочую – подстрекало к мятежу.
Среди новых периодических изданий начала следующего, ХХ столетия имелись и такие, которые брали на себя миссию сориентировать неискушенную часть аудитории в «бурном потоке» популярной литературы и отвадить ее от «аморального» чтения. Именно такие цели ставил себе библиографический журнал «Романное обозрение» (Romans – Revue), вдохновителем которого стал аббат Луи Бетлеем (1869–1940) и который выходил в Париже с 1908 года. Но гораздо бóльшую известность снискал выпущенный аббатом в 1904 году и затем многократно переиздававшийся комментированный указатель «Романы, которые надлежит читать, и романы, которые надлежит запрещать» (Romans à lire et romans à proscrire), где содержится четкий, с выверенных католических позиций инструктаж неопытным читателям. Перед нами образец модернизированного цензурного «черного списка», в котором обозреваются не только книги современных автору писателей, но и старые произведения – начиная с XVI века. Книга при переизданиях всё более расширялась (первоначальный объем составлял 222 страницы, а в издании 1932 года увеличился почти втрое – 620 страниц!), многократно публиковалась в разных странах и снискала высокую оценку со стороны папы Пия XI. Надо сказать, здесь достается на орехи многим и разным авторам, причем не только французам: здесь и «коммунистка» Жорж Санд, и «порочный» Стендаль, и «омерзительный» Эмиль Золя, и «богохульник» Шарль де Костер, и «большевик» Анри Барбюс. В то же время книга сыграла и положительную роль. Ведь аббат ввел в нее великое множество представителей массового чтения (иногда проявляя к ним даже бóль-шую благосклонность, нежели к «монстру» Вольтеру), то есть на свой лад увековечил их в сознании современников. И это дорогого стоит, если учесть, что высоколобая критика начала ХХ века часто попросту игнорировала существование подобной словесности.
Среди гонителей массового чтения в предшествующем поколении следует назвать писателя и журналиста Луи Вейо, главного редактора газеты «Вселенная» (L’Univers), известного своим ревностным католицизмом и поддерживавшего приятельские отношения с госпожой де Сегюр. Теоретически он мог встречать у нее в доме Эжена Сю, до поры входившего в круг общения Софьи Федоровны, но – зная о крайне негативном отношении Вейо к «Парижским тайнам», не говоря уже о «Вечном Жиде» – графиня стремилась «развести» между собой оппонентов. Вейо был самоучкой, притом неплохо знал читанные им в молодые годы популярные романы – со временем он принялся гневно клеймить их. Вспоминая об увиденных им в поезде барышнях, погруженных в чтение дешевых романов, он сравнивал их ни много ни мало с изысканными левретками, которые роются в куче мусора. Справедливости ради следует отметить, что понятие «мусор» Вейо толковал весьма широко – он обрушивался с упреками не только на Жюля Жанена и Сю, но и на Стендаля, и на Гюго.
Но всё-таки и представителям клерикального направления было ясно, что просто проигнорировать популярный роман невозможно. В связи с этим предпринимались редкие попытки адаптировать его к нуждам католического просвещения. Именно в этом русле Ноэлем Голуа была выполнена переработка «Трех мушкетеров» Дюма (она вышла в 1895 году и именовалась «Мушкетер»). Однако в целом проблему переориентации популярного чтения в тот период решить не удалось – более энергично за нее взялись лишь в 1930-е годы, когда власти пытались привить широким массам вкус к фольклорным традициям.
Следует иметь в виду, что во французской культуре нередко наблюдались всплески негативистского отношения к жанру романа как таковому, якобы направленному исключительно на растление читателя. Эта установка ясно заявляла о себе и в XVII, и в XVIII веке. К концу XIX столетия, казалось бы, роман уже полностью узаконен и сделался одним из важнейших жанров литературы (в следующем столетии его приоритет окажется безоговорочным). И всё-таки угроза для нравов, якобы исходившая от этого жанра, для многих оставалась вполне реальной, о чем свидетельствует следующий пассаж из одного из номеров еженедельника «Журналь де ла смен» (
