Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи» - [13]

Глава 2 Французская массовая литература «прекрасной эпохи», ее читатели и почитатели

– Возьми и почитай какую-нибудь книжку.

– Книжку? Это какую такую книжку?

– Ну, например, Жоржа Онэ, Луи Фейада, Мишеля Зевако.

– Нет, это для меня слишком сложно.

Мне бы чего-нибудь попроще.

Газета «L’Homme Libre». 1928. 15 сентября

Прекрасная эпоха – период в истории Франции, который обычно размещают во временнóм промежутке между 1890 и 1914 годом. Впрочем, некоторые авторы начинают отсчитывать ее еще с момента окончания франко-прусской войны, то есть с 1871 года; другие же, например известный историк массовой литературы Габриэль Товерон, повышают нижнюю границу до 1895 года. Под самый его занавес, 28 декабря, в парижском Grand Café состоялся первый в истории публичный киносеанс, организованный братьями Люмьер; это было поистине эпохальное событие в истории европейской цивилизации.

Если подходить к данному периоду с позиций придирчивого историка, то определение «прекрасная» покажется несколько преувеличенным. Ведь в тот период во Франции взрывались бомбы (нашумевшие процессы над анархистами), имел место серьезнейший раскол общественного мнения по вопросу о «деле Дрейфуса», да и экономического расцвета не наблюдалось. Тем не менее всё относительно: военных действий на территории страны тогда действительно не велось.

Что же касается развития французской словесности, то она в тот период была отмечена бурным взаимодействием разнообразных литературных течений, как академических, так и авангардных. Кумиром читающей публики, причем разных ее категорий, считался тогда Эмиль Золя. Последний том его масштабного цикла «Ругон Маккары» – он назывался «Доктор Паскаль» – вышел в 1893 году. Но всё-таки натурализм, теоретиком и практиком которого являлся Золя, начинает постепенно отходить в прошлое. Наряду с этим в конце 1880-х годов прогремел великий и ужасный Альфред Жарри, создатель цикла произведений о папаше Убю, чье эпатажное творчество оказало значительное воздействие на умы и предвосхитило абсурдистскую линию во французской словесности ХХ века. Не меньше шума наделали футуристы, деятельность которых ознаменовала заключительный этап «прекрасной эпохи»; родившись в Италии в 1909 году, футуризм три года спустя стал явлением общеевропейского масштаба. Что же касается символизма, рожденного во Франции и Бельгии (его «Манифест» Жан Мореас и Поль Адан опубликовали в 1886 году), то этот стиль и в предвоенные годы продолжает привлекать внимание публики.

Но наряду с литературой, так сказать, узаконенной, статусной, которая неизменно являлась и является предметом серьезного научного осмысления, во Франции существовал чрезвычайно обширный пласт словесности, которая долгое время принципиально игнорировалась историками литературы, очень редко анализировалась критиками и подвергалась крайне пренебрежительной трактовке общественным мнением. Собственно, эта ситуация не нова, она имела место и в первой половине XIX века, когда феномен массового чтения впервые поднялся во весь рост. Уже тогда не только со страниц газет и журналов, но и с церковных кафедр слышались гневные инвективы в адрес «дурной литературы» и ее создателей. Именно с дурным влиянием нечестивых книг связывалось распространение греховных и недостойных свойств человеческой натуры – таких, как высокомерие и утрата скромности, черствость по отношению к ближнему, угрюмость и нездоровая возбужденность.

Нередко в адрес популярного чтения слышалась и критика иного рода, а именно упреки в феминизации мужчин-читателей под влиянием книг. Одна из наиболее известных современных исследовательниц массовой литературы Лиз Кеффелек считает, что во Франции конца XIX века формируется весьма устойчивое представление о доверчивой, не слишком образованной, эмоциональной «читательнице», падкой на различные формы популяризации знания, а также и на бульварное чтение. Об этом в свое время писал Эмиль Золя. А именно в период «прекрасной эпохи» словесность активно переориентируется на женщин (притом, что писательниц во Франции тогда было вчетверо меньше, чем писателей). При этом «читательница» – не только «гендерное», как теперь принято говорить, понятие; в этой роли мог выступать и представитель сильного пола – праздный аристократ, светский лев, неспособный одолеть книгу глубокого содержания. Незрелый читатель (женщина, старик, ребенок) противопоставлялся зрелому – сознательному мужчине, гражданину своей страны, которому негоже опускаться до чтения популярной литературы и который, конечно же, отдает предпочтение политической прессе.

Нельзя сказать, что указанный феномен характерен только для Франции. Интересный пример «женского» восприятия литературного текста мужчиной запечатлен в рассказе А. П. Чехова «Перед свадьбой», написанном в 1880 году. Жених по фамилии Назарьев «жалованье получает тщедушное» и весьма непривлекателен, но зато умеет расположить к себе дам разговором о литературе:

– Как вы поживаете? – начал он с обычною развязностью. – Как вам спалось? А я, знаете ли, всю ночь напролет не спал. Зола читал да о вас мечтал. Вы читали Зола? Неужели нет? Ай-я-яй! Да это преступление! Мне один чиновник дал. Шикарно пишет! Я вам прочитать дам. Ах! Когда бы вы могли понять! Я такие чувствую чувства, каких вы никогда не чувствовали! Позвольте вас чмокнуть!