Поправка за поправкой - [59]

— Но ведь по большей части так оно и было, разве нет?

— Ну нет, идея насчет Вилли Хортона принадлежала мне.

— Сделать на него особый упор?

— Помиловать его, а после дать ему в Госдепе пост заместителя госсекретаря по латиноамериканским делам. Для человека, совершающего преступления, это очень хороший пост, Чарли. Латинская Америка замечательна тем, что в ней даже сейчас все еще можно убить кого хочешь и выйти сухим из воды. Как видишь, я и в географии кой-чего смыслю.

— Это как раз история, Джордж. Послушай, как тебе удается убеждать людей, что ты вовсе не такой пакостный и подлый, как все прочие говорящие и делающие гадости, которые непрерывно говоришь и делаешь ты? Временами ты ведешь себя ну хуже некуда и все-таки неизменно выглядишь честным и чистым.

— Спасибо, Чарли. Думаю, тут все дело в освоенном мной стиле охламона, только что вышедшего из частной средней школы. Ну и в подготовке, которую я получил в Йеле.

— Уильям Бакли[29] это тоже умел.

— И потом, я хорошо разыгрываю тупицу. Это мне проще пареной репы.

— Я и не думаю, Джордж, что это тебя затрудняет. Но ты мне вот что скажи. Все уже подходит к концу, ты можешь говорить откровенно. — Стаббз помолчал. — Скажи, почему ты выбрал именно его?

— Не спрашивай больше! — воскликнул президент Джордж Буш, наморщившись так ужасно, что человек послабее его близкого друга Чарли Стаббза, пожалуй, проникся бы к нему состраданием. — Я завизжу, если еще раз услышу этот вопрос!

— Ты уже визжишь, — ответил Чарли Стаббз. — Джордж, сегодня твой последний день на посту президента, и, черт подери, я хочу услышать ответ. Ты же едва знал его. Ты даже не знал, что он уклонился от призыва. В чем же был фокус? В чем уловка?

— Да не было их, чтоб я пропал. И фокуса не было, и в сделке с ним я не нуждался. Как мне заставить тебя поверить?

— Я затрудняюсь поверить даже в то, что на свете может существовать тип вроде нашего Дж. Дэнфорда Куэйла. Хотя бы один.

— Ну, мне понравилась сама идея. Я думал, что он будет хорош. Вот и все.

— А почему ты ни у кого о нем не поспрашивал?

— Господи, да я спрашивал. По-твоему, я идиот? Я консультировался с лучшими умами из тех, что меня окружали. И все сказали: ни в коем случае.

— Тогда почему ты это сделал?

— Хотел показать этим наглым всезнайкам, что я сам себе голова. Я к тому времени уже устал жить в тени Рейгана, был сыт этим по горло.

— Ты только не обижайся, Джордж, но, по-моему, в тени Рейгана ты выглядел лучше, чем где-либо еще. Ну что, мне уйти?

— Нет, останься. Лучше если ты будешь рядом со мной, когда эти конгрессмены ввалятся сюда и начнут канючить, чтобы я передумал. Как только заметишь, что я засомневался, скажи пару слов, останови меня — пусть они видят, что меня не так-то легко поколебать, если кто-нибудь напоминает мне, что я должен стоять на своем. Тащи их сюда. Мне охота врезать кому-нибудь ногой по жопе.

— Ох, Джордж, ради всего святого!

Стаббз все еще кривился, когда государственный секретарь распахнул дверь и в нее гуськом вошли унылые и безмолвные просители из конгресса и обеих политических партий страны общим счетом десять человек. Они поздоровались со своим президентом, и он тоже сердечно поприветствовал их.

— Входите, мужики, входите. Роскошная нынче погодка, верно? А вы чего такие хмурые? Зря вы так, будет и на вашей улице праздник.

— Джордж, — предостерегающе произнес Чарли Стаббз.

— Извини, Чарли.

— Ну-с, если позволите, — начал государственный секретарь. — Эти джентльмены относятся к принятому вами решению об отставке со всевозможным пиететом, однако принесли с собой подписанную практически каждым членом обеих палат конгресса от обеих партий петицию, в которой просят вас это решение пересмотреть. Сам я к настоящему времени уже получил послания — и некоторые из них закапаны слезами — от лидеров почти каждой развитой страны свободного мира, мира коммунистического и большинства стран «третьего мира».

— Это ж надо, — просиял Джордж Буш. — И от Советов тоже?

— Разумеется. Послание советского посла как раз одно из тех, закапанных. Им ядерная война нужна не больше нашего.

— Ну что же, мужики, — начал в обычной своей манере рубахи-парня Джордж Буш, — должен откровенно сказать вам уже сказанное мной публично. То, что я делаю, правильно, а пока я еще остаюсь президентом, я остаюсь и человеком, который лучше всех прочих знает, что правильно, а что нет. Правильно? Мое решение правильно, потому как я дорос до понимания — дорос, пока занимал мой пост, — что президент из меня на самом-то деле никакой.

— С этим, господин президент, никто спорить не собирается, — сказал член конгресса от его собственной партии.

— Называй меня Джорджем, Боб. Рад, что смог тебя убедить.

— Меня зовут Джоном, Джордж.

— Это меня зовут Бобом, — сообщил один из просителей, высокий.

— И меня, — сообщил еще один из просителей, низенький.

— Рад снова познакомиться с вами со всеми, — сказал Джордж Буш. — Мне казалось, тебе не по вкусу то, что делаем я и моя администрация, Боб.

— Меня зовут Томом, Джордж.

— Боб — это я, Джордж, и мне тоже не нравится все, что вы делаете. Однако политике следует кончаться у самого края воды.