Поправка за поправкой - [53]

Ко времени, когда Йоссариан позвонил отставному капеллану ВВС США Альберту Тапману, чтобы предостеречь, в доме осталась только бившаяся в истерике и обливавшаяся слезами миссис Тапман. Капеллан исчез лишь несколько часов назад, и теперь какое-то неизвестное правительственное учреждение держало его под стражей в неизвестном месте. С того дня она его больше не видела и не слышала, хотя каждую неделю миссис Карен Тапман пунктуально уведомляли, что муж ее чувствует себя хорошо, и не скупясь перечисляли ей суммы, намного превышавшие те, что он получал бы каждую неделю, если бы остался на свободе.

— Я попытаюсь выяснить что смогу, миссис Тапман, — обещал Йоссариан при каждом разговоре с ней. Адвокаты, с которыми она консультировалась, ей не поверили. Полиция Кеноши включила имя капеллана в реестр пропавших без вести, но демонстрировала скептицизм. У миссис Карен было трое взрослых детей, однако и те сомневались в правдивости ее рассказов о случившемся, хоть и не дали бы ни цента за гипотезу полицейских, согласно которой капеллан сбежал с другой женщиной. — Но не думаю, что смогу выяснить многое.

— Еще раз спасибо вам, мистер Йоссариан. Пожалуйста, называйте меня «Карен». Мне кажется, что я так хорошо вас знаю.

— Называйте меня «Йо-Йо».

— Спасибо, Йо-Йо.

Пока Йо-Йо Йоссариану удалось выяснить только одно: если капеллан и представлял какую-либо ценность для его официальных похитителей, то всего-навсего денежную, военную, научную, промышленную, дипломатическую и международную.

А выяснил он это у Мило Миндербиндера.

— Тяжелая вода? — переспросил Мило, когда Йоссариан, окончательно впав в отчаяние, второй раз в жизни обратился к нему за противозаконной помощью в касавшемся правительства деле. — По какой цене продается тяжелая вода?

— Цена все время меняется, Мило. По большой. А газ, который из нее получают, стоит еще дороже. Сейчас один ее грамм идет примерно за тридцать тысяч долларов. Но дело вовсе не в этом.

— Грамм — это сколько?

— Около одной тридцатой унции. Но дело вовсе не в этом.

— Тридцать тысяч долларов за одну тридцатую унции? Ничем не хуже наркотиков, а? — Мило произнес это, задумчиво вглядываясь в некую даль, каждый карий глаз его смотрел в свою сторону, а усы подергивались в такт беззвучной каденции сосредоточенного внимания. — А спрос на тяжелую воду большой?

— Она нужна каждой стране. Но дело совсем не в этом.

— Где ее используют?

— Главным образом в ядерной энергетике. И в атомных боеголовках.

— Так это даже и лучше наркотиков, — зачарованно произнес Мило. — Ты мог бы сказать, что производство тяжелой воды — это развивающаяся индустрия, ни в чем не уступающая незаконной торговле наркотиками?

— Я не назвал бы производство тяжелой воды развивающейся индустрией, — покривившись, ответил Йоссариан. — Однако речь не о том. Мне необходимо выяснить, где он, Мило.

— Где кто?

— Тапман. Я с тобой о нем говорю. Он служил в армии капелланом, вместе с нами.

— Я с кем только в армии не служил.

— Он дал тебе хорошую характеристику, когда ты едва не загремел под трибунал, разбомбив нашу авиабазу.

— Мне кто только хорошие характеристики не давал. Тяжелая вода? Да? Так она называется? А что за газ?

— Тритий. Но дело совсем не в этом.

— Да. Пожалуй, она может представлять для меня интерес. Кто ее производит?

— Капеллан Тапман, к примеру. Мило, я хочу отыскать его и вернуть домой, пока с ним чего-нибудь не случилось.

— А я хочу помочь тебе отыскать его, — сказал Мило, который уже успел внедрить одного из своих директоров по маркетингу в команду, проводившую секретные проверки и допросы капеллана.

— Как тебе это удалось? — изумленно спросил Йоссариан.

— Пустяк дело, — ответил Мило. — Я просто сказал, что этого требуют национальные интересы.

— А они этого требуют?

— Что хорошо для «МиМ. ПиП», хорошо и для нации, ведь так? — ответил Мило и немедля укатил вместе с Юджином Уинтергрином в Вашингтон, на вторую презентацию задуманного им нового засекреченного бомбардировщика, который летал быстрее звука, не производил никакого шума и всегда оставался невидимым.

3

— Его невозможно услышать и невозможно увидеть. Он не производит никакого шума и всегда остается невидимым. Он будет летать быстрее звука и медленнее звука.

— Потому вы и называете его сверхподзвуковым?

— Да.

— А когда он должен летать медленнее звука?

— Когда приземляется и когда взлетает, к примеру.

— А иногда для экономии топлива, если она предпочтительна.

— Спасибо, мистер Уинтергрин.

— А быстрее света он летать будет? — спросил с дальнего конца полукруглого орехового стола носивший бифокальные очки без оправы генерал самого мелкого пошиба, один из двенадцати военных чиновников в мундирах, сидевших в идеальной симметрии — по шестеро с каждой стороны — от особы самого высокого ранга, расположившейся в центре стола точно монарх, верховный жрец или генеральный директор корпорации.

— Почти так же быстро.

— Примерно так же.

— Возможно, нам удастся добиться, чтобы он летал быстрее света, если вы полагаете, что вам это понравится.

— Посредством всего лишь нескольких простых модификаций, если вы полагаете, что считаете это самым лучшим.