Поправка Джексона - [19]

— Ты говорила, Нью-Йорк — не Америка. Теперь эта дыра тоже не Америка. А что у тебя Америка?

Действительно — что? Небраска?

— Ква-ква! — говорит Боря. — Ква-ква!

— Что это он?

— Он говорит: «Риббит. Риббит. Риббит».

— Как смешно! — удивляется Сюзанна. — Кува-кува?

— Что ты ей сказала?

— Я ей перевела. По-английски лягушка говорит «Риббит. Риббит».

— Бред! Совершенно на лягушку не похоже.

— А лягушка считает, что и ква-ква не похоже. Тоже мне, зоолингвисты нашлись.

— Кува-кува! — квакает Сюзанна и, выходя из ресторана, берет кузена под ручку.

— Его жену зовут Ирма, — сообщаю я ни к селу ни к городу. — Она святая женщина.

— Кува-кува! — отвечает мне Сюзанна. — Кува-кува!

— Ребит-ребит! — кричит Боря на весь Французский квартал.

И как бы в ответ на их неумелое кваканье издали начинает доноситься квакающая и мяукающая музыка.

— Похороны! — радостно кричит Сюзанна. — Как вам повезло! Похороны!

— Ну? — спрашивает Боря.

— Нам очень повезло, — перевожу я. — Кто-то умер.

Похоронная процессия появляется из-за угла. Толпа большая, и они не трезвее Бори с Сюзанной. Духовой оркестр в красных смокингах и цилиндрах приседает и пританцовывает, гроба никакого нет.

— Сюзанна, а где покойник?

Сюзанна объясняет, что покойника уже отнесли куда надо. По дороге на кладбище принято играть джазовую музыку религиозного содержания и плакать, а уж возвращаясь с кладбища, пускаются во все тяжкие. К моему ужасу, Боря и Сюзанна примазываются к похоронной процессии и идут, пританцовывая и явственно квакая.

А мне неудобно на чужих похоронах плясать. У меня нога натерта и уже от «урагана» и белого вина голова болит.

Вот Сюзанна, она такая субтильная, воздушная, нежная, как полагается южной женщине, новоорлеанской красавице. И носик у нее такой деликатный, французистый, почти ноздрей в нем не осталось после всех пластических операций. И тем не менее, она танцует на своих золоченых каблучках и виснет на моем жовиальном родственнике, что-то она в нем своим носиком унюхала.

Может быть, я ошибаюсь насчет Бори? Мне всегда казалось, что он принадлежит к такой породе слегка лупоглазых, слегка с брюшком, немного лысоватых жизнерадостных евреев, у которых над головой, как нимб, сияет слово «мудак». Я с детства презирала его за жизнерадостность. А может быть, в Боре — животная энергия.

Хотя почему животная? Сколько раз я видела, как животное лежит и думает: двигаться или не надо? Пора уносить ноги или обойдется? И решает: а-а-а… Совершенно как я. В этом смысле мы с животным похожи на Новый Орлеан.

Вот Боря, — он никогда не задумывается.

По дороге Сюзанна объясняет про свой дом. Первый этаж — девятнадцатого века, а второй — конца восемнадцатого.

— Первый — восемнадцатого, а надстройка — девятнадцатого? — поправляю я.

Оказывается — нет. У них такая геодезическая ситуация, что нельзя надстраивать на старом фундаменте. Дешевле старый дом поднять и поставить поверх нового. И улица, на которой стоит этот дом, историческая. Посредине — бульвар. Когда Новый Орлеан переходил из рук в руки, то одна сторона улицы была испанская, а другая — французская. А потом одна французская, а другая — английская. И бульвар этот был нейтральной полосой.

На доме табличка: «Дом-музей. Вход — 5 долларов».

Первое, что я вижу прямо перед входом в большой освещенной витрине, — огромное, как дракон, золотое и изумрудное, со страусовыми перьями, со шлейфом и кружевами, вышитое стеклярусом и фальшивыми бриллиантами карнавальное платье.

— Это мое платье, — объясняет Сюзанна вроде бы небрежно, — я была Королевой.

— Сюзанна! Вы были Королевой карнавала?

— Нет, что вы, конечно, не всего карнавала, только одного из парадов…

— Какого племени? — спрашиваю я. — Или это у черных племя, а у белых — общество?

— Общества Венеры, — отвечает Сюзанна и проходит на кухню варить кофе.

А у меня просто дух перехватило. Общество Венеры!

— Ты видишь это платье?

— Вижу. Безвкусица, — уверенно отвечает Боря.

Больше всего на свете я люблю витражи, калейдоскопы, карусели, фейерверк и цирк. Наверное, у меня вкус плохой. Я про Новоорлеанский карнавал немного знаю. Общество Венеры!

— Пойми, Сюзанна принадлежит к высшей аристократии! К Обществу Венеры! Это так… — я не могу найти нужного для Бори слова, — это так фирменно!

— Эксклюзивно? — поправляет Боря.

Русский язык нас не совсем объединяет. Я многих слов не знаю. Я говорю еще по-старому: фирменно, чувиха. А Боря говорит: эксклюзивно, путана. Я от него столько интересных слов узнала.

— Да, это крайне эксклюзивно, Боря! Это пафосно!

Кухонька у Сюзанны довольно захламленная и беспорядочная, видимо, она тут еду готовит. Это нечасто увидишь; чаще встречаются такие выставки кухонного оборудования, чистые, как морг. Двери открыты в запущенный, заросший сад с жасмином, олеандрами и магнолиями, с поломанными узорчатыми железными стульями.

— Сюзанна, расскажите Борису про карнавал, он очень интересуется. А ты, Боря, потерпи, и не надо так морщится. Ты лучше запоминай, потом дома будешь пересказывать.

— Карнавал начался, представьте себе, еще до Нового Орлеана. В первой французской колонии была исключительно трудная жизнь. Ну, они и решили, так сказать: let’s face the music and dance!