Попаданец наоборот. С Гражданской войны на Великую Отечественную - [22]

Он ещё раз внимательно оглядел немецкие окопы. Никакого движения. «Стоп, а что здесь делает ворона? – этот вопрос невольно возник у Истомина, когда в поле зрения снайперского прицела внезапно появилась представительница семейства вороновых. — Странно. — Сознание само переключилось в режим аналитики. — Птица на поле боя, причём очень недавнего. Вон на правом фланге танк ещё дымится. Нет, вороне здесь не место. Дым, пыль, гарь пороховая любое животное напугать может, да и птицу тоже, а эта что, храбрей остальных, что ли? И ведь главное – где сидит. На поваленном дереве, что у немцев на передке, у самой первой линии траншей. Да не просто сидит, а уж больно неподвижно, что для птицы странно. Рассмотрим её поподробнее». Рука Истомина уже потянулась к биноклю, как вдруг ворона зашевелилась, но не как птица, готовая взлететь, а плавно, вокруг вертикальной оси. Повернувшись сначала в одну сторону, потом в другую. «НП, точно, там у немцев НП, — Истомин довольно улыбнулся. — И не ворона это вовсе, а чучело – муляж для перископа, чтобы наблюдателя значит замаскировать. Что же, надо отдать немцам должное, хорошо придумали. Во многом натурально. Ну кто на птицу внимание обратит, если не особенно вдумываться? Да никто. Всё вполне естественно. Эх, жалко только что не офицер на НП сидит, а так, чин нижний, ну максимум унтер. Снайперы ведь, как правило, за рядовыми не охотятся. Ну да ладно, — вздохнул Истомин, — на безрыбье и рак рыба, ограничимся рядовым». Выстрел, перископ дёрнулся и исчез. Попал, не попал – неясно, уж больно цель неудобная. В просвет между пнём и стволом поваленного дерева почти наудачу стрелять пришлось. Так что мог вполне и промахнуться. Но это уже неважно, пора менять место.

Осторожно, стараясь ничем себя не выдать, Истомин скользнул в заранее облюбованную воронку. И тут началось. В небе с пронзительным свистом завыли мины. Одна, вторая, третья, пятнадцатый взрыв. Дальше он сбился считать. Всё вокруг гремело, а сверху почти непрерывным потоком сыпался водопад земли и камней. «Не, я точно не рядового подстрелил, — думал Истомин, вжимаясь в дно воронки. — Полковника и не меньше, раз они так из миномётов лютуют».

В этом предположении он оказался прав. Ночью ходившие в немецкий тыл разведчики доставили языка, который на допросе, кроме всего прочего показал, что сегодня вечером русский снайпер убил приехавшего из Берлина какого-то важного чина из СС в звании штандартенфюрера во время его нахождения на НП.

«Итак, вчера трое снайпер, рядовой и полковник из СС, а сегодня по нулям, неудачный день одним словом, — констатировал Истомин, возвращаясь после безуспешной охоты к себе во взвод. — Ну ничего, бывает. Как говорится, не всё коту масленица, хотя жалко, конечно, полсуток в засаде просидел и ничего. Но с другой стороны ещё одно попадание под такой миномётный обстрел как вчера и прямая дорога в госпиталь с контузией. Голова до сих пор гудит, как колокол, и одно ухо заложено. Санинструктору, что ли, показаться на всякий случай, пусть посмотрит, мало ли что».

— Ну и сколько сегодня эсесовцев настрелял? – встретил Истомина вопросом сержант Яблоков. – А нисколько, — отмахнулся Истомин. — Ни одного, ноль. Видать, вчера весь лимит выбил. Немцы-то весь день молчат.

— Да, молчат, — вздохнул Яблоков, — и, сдаётся мне, не к добру это.

— Тут, Вася, — он понизил голос, — слух прошёл, что вроде как в колечке мы оказались и вроде ночью на восток двинем. Так что иди, поешь, там тебе котелок с кашей оставили, горячий ещё, и будь готов. До утра из взвода ни ногой. Понял?

— Понял, товарищ сержант, — упавшим голосом произнёс Истомин. — За кашу спасибо.

— Не за что, этого добра пока хватает. В общем всё, иди есть, а я к командованию – обстановку разведаю.

Перловая каша с чёрным хлебом, несмотря на полусуточный голод, особенно настроения не подняла, разве что ухо во время еды отпустило, а так… «А так, сколько же мы ещё пятиться и в окружения попадать будем? – в который раз задавал себе вопрос Истомин. — До Москвы-то не так уж и далеко. Не пора ли кончать раку уподобляться, господа товарищи? Ведь в Германскую или Империалистическую, как её теперь называют, немцы и до Минска не дошли, а тут». Но, что самое неприятное и непонятное было для Истомина, так это то, что солдаты, его боевые товарищи, что здесь рядом с ним плечом к плечу оборону держали, воевали – ничуть не хуже тех, с которыми он бок о бок в прошлой войне воевал. А результат… Всё пятимся и пятимся. От отступления к отступлению, от окружения к окружению. Что же, выходит, командование РККА виновато, руководство страны, ВКПб, Сталин, вряд ли. Если уж большевики белых разбить смогли и новую Советскую Россию построить. То, значит, воевать и руководить страной они умеют. Но тогда как это всё объяснить и понять? И вдруг Истомин понял для себя, как это всё объяснить и понять. Да очень просто, никак. Да, да, именно никак он не сможет ни объяснить, ни понять происходящее. И не потому что глупый такой, а исключительно потому, что налицо явный недостаток информации о событиях, произошедших в России за последние двадцать два года, которые он в ней не жил и вообще нигде не жил, а так, по случаю через два десятка лет во времени перепрыгнул. И вот теперь тут так просто решил за раз в проблеме разобраться, на книгу по истории и разговоры с однополчанами опираясь. «Нет, не выйдет это у меня, не выйдет, — печально подумал Истомин, — потому как жизненный опыт ни книгами, ни беседами не заменишь, а раз так, то пора всякие объяснения с самим собой прекратить ввиду их полной бессмысленности и бестолковости. Одним словом, кашу поел, командира нет, можно и на боковую, тем более что этой ночью спать, по всей вероятности, не придётся, коли отступление намечают». И с этой мыслью, подложив под голову скатку шинели, Истомин почти мгновенно заснул возле землянки сапёров.