Поп-звёздные войны (Поцелуй змеи) - [12]

– Допустим, я продюсер, – ответил Краб и скрестил руки на груди, скопировав при этом выражение лица Бальгана.

Но внешне на продюсера он не был не слишком похож и поэтому Коваленко, затравленно взглянув на него и не поверив, ответил, что он поет тут то, что ему публика заказывает и за что деньги платит, а свои песни он поет дома для себя. Во время разговора композитор несколько раз стрельнул призывно глазами в сторону местной "братвы", которая, вероятно, его опекала от назойливых посетителей. Краб в это время поинтересовался – могут ли они присесть за столик и переговорить по одной теме после окончания его певческого отделения? Композитор не сразу ответил на этот вопрос – сначала стал мяться, глаза его испуганно забегали, а потом он ответил неопределенно ни да, ни нет – промычал что-то нечленораздельное.

Краб подумал в этот момент, что, наверное, с их с Татьяной стороны разумнее бы было подождать Коваленко возле кафе. После того как он выйдет с работы, схватить за шиворот, засунуть в машину и уже потом вести с ним разговор. Но, во-первых, умная мысля приходит опосля, а во-вторых, Коваленко мог с работы сразу же от входа сесть в такси и уехать – тогда бы вообще Краб не смог бы его достать. Краб сказал, что подождет Коваленко за своим столиком и в это время, толкнув Краба плечом, со стороны стола местной "братвы" появился здоровый, сильно поддатый детина и спросил у музыканта хриплым басом:

– Че замолчал, Коваль, в натуре? Давай, гони дальше наши пацанские песни. Работай, доходяга, работай! Не хер тут языком чесать.

– Да я вот… тут человек подошел… поговорить… – пробормотал Коваленко, искоса поглядывая на Краба.

– Где тут человек? – спросил детина, оглядываясь, словно в упор не видя никого. – Где человек, я не вижу? Этот что ли "человек"?

Он ткнул мизинцем, унизанным золотым перстнем отцу Тани в грудь и произнес уничижающим тоном:

– Так это не человек, а говно! Че тебе надо тут, задрот? – нагло спросил он у Краба, оттопырив нижнюю губу и напирая. – Че лабуха отвлекаешь? Не слышал что ли он для братвы поет? Слышал? Вот и отвали, пока рожа цела!

Крабу совсем не хотелось устраивать драку с пьяным отморозком в подмосковном кафе – у него была другая задача на сегодня – нужно было как-то найти способ побеседовать с Коваленко тет-а-тет, а не махать кулаками, поэтому Краб отошел к своему столику и присел на стул. Но отморозок естественно воспринял этот шаг Краба как трусость и пас с его стороны, а поскольку выпитый алкоголь толкал его совершить "подвиг" – начистить кому-нибудь рожу, то он подошел к столику, за который сел Краб и прицельно плюнул ему в стакан с пепси.

После этого он самодовольно ухмыльнулся и подбоченился с таким видом, мол, ну, и чего ты щуришься, да, мол, я тебе в стакан плюнул – ну, скажи мне что-нибудь? Он явно нарывался на драку, но драка не была нужна Крабу. Он решил все-таки уйти из этого заведения и подождать Коваленко в машине вместе с Татьяной. Поэтому Краб встал с места и направился к выходу. Но отморозку не хотелось, чтобы "дядя" вот так ушел – ему хотелось побоксировать, а "объект" для битья, как ему показалось, был идеальный – какой-то зачуханный работяга, которому что с зубами, что без зубов ходить – без разницы.

– Ты куда собрался, чухан? – спросил детина, догоняя Краба. – Я тебя не отпускал!

И он постарался ударить Краба кулаком в затылок. Но Краб резко убрал голову вправо, развернулся, отбил его руку вверх и справа снизу с большим замахом врезал амбалу в челюсть, а потом левой в ухо и правой прямой в нос. Детина был тяжел и крепок, поэтому от этих зубодробительных ударов не упал, а только зашатался и отступил назад. Но глаза его тут же покрылись туманной поволокой – это был явный нокдаун. Чтобы завершить серию ударов, Краб высоко подпрыгнул, развернулся в прыжке и ногой врезал детине в грудь так, что тот полетел к барной стойке и едва не снес ее своей массой. Барменша завизжала, как свинка на бойне, со стойки посыпались, разбиваясь, на голову амбалу фужеры и бокалы. Коваленко, который уже начал петь первый куплет песни, испуганно замолчал, а веселая музычка из клавишных продолжала литься – "тыц-пыц, тыц-пыц".

Краб глянул на Коваленко, решительно подошел к музыканту, схватил его за шиворот и сказал:

– Ты сейчас пойдешь со мной! Поговорим в машине!

Коваленко торопливо закивал – ведь мужичонка только что запросто уронил самого боевитого боевика в округе, зачем же композитору было рисковать своим здоровьем? Он и стал торопливо вылезать из-за клавишных. Но в это время уже вскочила из-за своего столика местная "братва", а их было человек шесть и намерения их были очевидны. Краб было потащил композитора к выходу, но дорогу ему преградили бандиты. Один из них замахнулся, пытаясь ударить Краба в лицо, но промазал, получил прицельно между ног и рухнул на колени. Краб добавил ему каблуком в лоб и тот рухнул спиной на пол.

И все-таки силы были неравны – на него кинулись с двух сторон сразу два бандита. Крабу пришлось выпустить Коваленко и тот на четвереньках уполз куда-то в сторону. Началась крутая драка. Для Краба рукопашный бой был профессией, которой он с большим энтузиазмом посвятил всю свою жизнь, а заплывшие жиром местные "братки", видимо, привыкли пугать всех своим авторитетом и дубасить только тех, кто их боялся и ответить не мог, поэтому Краб легко отбивался от плохо поставленных ударов, а сам практически не промахивался. Трещала мебель на которую валились поверженные бандиты, а испуганные посетители кафе жались по углам.