Понятие сознания - [30]
Поборники вышеупомянутого учения, разумеется, ответят, что реальность волевых актов доказывается тем, что она подразумевается всякий раз, когда явно наблюдаемое действие описывается как умышленное, добровольное, преступное или похвальное. Они к тому же добавят, что личность не просто способна, но и обязана знать то, о чем она волит в момент, когда она действует подобным образом, поскольку волевые акты определяются как виды осознанных процессов. Поэтому, если обычный мужчина или женщина демонстрируют затруднения в припоминании своих волевых актов при описаниях собственного поведения, то это можно объяснить отсутствием у них выработанных навыков в использовании языка, подходящего для описания их внутреннего поведения как отличного от их внешнего поведения. Однако, когда самому стороннику данного учения задают вопрос о том, как давно он осуществил свой последний волевой акт или как много действий воли он совершил, декламируя, скажем, от конца к началу «Маленькую мисс Маффет», он, вероятно, признается в том, что затрудняется с ответом, хотя таких затруднений, согласно его собственной теории, быть не должно.
Если обычный человек никогда не сообщает о наличии таких актов, несмотря на то, что, согласно теории, они должны были бы встречаться гораздо чаще, чем головная боль или чувство тоски; если в обыденной лексике нет нетеоретического термина для них; если мы не знаем, как ответить на простые вопросы о частоте их появления, их продолжительности или силе, то следует честно признать, что их существование на эмпирическом уровне не подтверждается. Тот факт, что Платон и Аристотель никогда не упоминали о них в своих постоянных и тщательно разработанных дискуссиях по поводу природы души и мотивов поведения людей, говорит не об их упорном пренебрежении хорошо известными составляющими повседневной жизни, но о том историческом факте, что они не были знакомы со специальной гипотезой, принятие которой основывается не на открытии, но на постулировании этих призрачных толчков.
Второе возражение заключается в следующем. Допускается, что одна личность никогда не может быть свидетельницей волевых актов другой; она только может на основе наблюдаемых внешних действий сделать вывод о том волевом акте, из коего это действие проистекло. Причем только в том случае, если она имеет надлежащее основание для того, чтобы полагать, что такое внешнее действие было произвольным, а не рефлексивным или привычным действием либо же проистекающим от некой внешней причины. Следовательно, ни судья, ни Учитель, ни родитель никогда не знают, чего именно заслуживают действия, которые они оценивают как достойные похвалы или порицания, ибо они не могут сделать ничего лучшего, как только предположить, что описанное действие было проявлением воли. Даже признание самого действующего лица (если такого рода признания когда-либо делались) о том, что он осуществил волевой акт перед тем, как его рука сделала свое дело, не разрешило бы вопроса. Произнесение признания есть лишь еще одно внешнее мускульное действие. Получается курьезный результат: хотя волевые акты были введены для того, чтобы объяснить наши оценки действий, именно это объяснение они не в состоянии обеспечить. Если бы у нас не было других предшествующих оснований для применения оценочных понятий к действиям других людей, мы вообще не имели бы никаких доводов для предположения о том, что за этими действиями стоят волевые акты, которые якобы дают им начало.
Невозможно защитить и то положение, что сам действующий может знать, что любое его явное действие есть проявление определенного волевого акта. Предположим, хотя это совсем не так, что он был бы способен достоверно знать, будь то из непосредственно явленных свидетельств сознания, будь то посредством прямого обнаружения в интроспекции, что он совершил акт воления — «нажатие на курок» — прямо перед тем, как он нажал на него. Однако это еще не доказывает, что нажатие было результатом данного воления. Связи между волевыми актами и движениями позволяется быть таинственной, поэтому его волевой акт мог иметь своим результатом другое движение, а нажатие на курок в этом случае могло иметь другое событие в качестве своей причины.
В-третьих, было бы неправильно затушевывать то обстоятельство, что связь между волевым актом и движением признается некой тайной. Но ее нельзя считать чем-то непостижимым, как и вопрос о причинах возникновения рака, — ее можно разрешить, хотя она и принадлежит к совершенно иному типу проблем. Считается, что эпизоды, которые конституируют деятельность сознаний, имеют один вид существования, в то время как эпизоды, составляющие движения тел, — другой вид; и никаких посредников между ними не допускается. Необходимость трансакций между сознаниями и телами влечет за собой полагание связей там, где никаких связей не может быть. То, что должны существовать какие-то каузальные взаимосвязи между сознаниями и материей, противоречит одной части рассматриваемой теории, а то, что их не должно быть, противоречит другой. В целом же эта теоретическая легенда описывает сознания как то, что должно существовать, если возможно каузальное объяснение направляемого разумом поведения человеческих тел, и одновременно как то, что живет на некой уровне существования, расположенном вне каузальной системы, в которую включены тела.
Самоубийство или суицид? Вы не увидите в этом рассказе простое понимание о смерти. Приятного Чтения. Содержит нецензурную брань.
Автор, являющийся одним из руководителей Литературно-Философской группы «Бастион», рассматривает такого рода образования как центры кристаллизации при создании нового пассионарного суперэтноса, который создаст счастливую православную российскую Империю, где несогласных будут давить «во всем обществе снизу доверху», а «во властных и интеллектуальных структурах — не давить, а просто ампутировать».
Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.
Книга представляет собой интеллектуальную биографию великого философа XX века. Это первая биография Витгенштейна, изданная на русском языке. Особенностью книги является то, что увлекательное изложение жизни Витгенштейна переплетается с интеллектуальными импровизациями автора (он назвал их «рассуждениями о формах жизни») на темы биографии Витгенштейна и его творчества, а также теоретическими экскурсами, посвященными основным произведениям великого австрийского философа. Для философов, логиков, филологов, семиотиков, лингвистов, для всех, кому дорого культурное наследие уходящего XX столетия.
Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.