Понятие сознания - [158]

Операция определения категории фактора не может быть отделена от операции обнаружения логических связей высказываний, в состав которых он входит. В сущности, это одна и та же операция. Разумеется, мы сэкономим время, прямо подводя хорошо известные виды высказываний, над которыми логики работали десятки или сотни лет, под соответствующие формулы. Но то, что высказывание имеет форму «Все S суть Р» или «$х. fx. ~ ух» не говорит нам ничего, если мы не умеем работать с символическими системами в соответствии с правилами их использования, то есть если мы не знаем, как считывать связи, схема которых отображается этими символами.

Формулировка связей некоторого высказывания — это дело формально-логических рассуждений и аргументации (в которых, конечно, необязательно, но вполне возможно преследовать полемические цели). Вот почему философствование — это аргументация, и как раз элемент логического рассуждения сегодня, как правило, упускается из виду, когда определяют философию как «анализ», который обычно понимают как разновидность расшифровки значений. Между тем такая расшифровка порой не вносит никакой философской ясности, так как не способна показать как раз те особенности высказываний и их факторов, незнание которых ввергает нас в антиномии, а именно — их связи, производные или конститутивные по отношению к их логическим типам и формам. Простого педантизма здесь не достаточно. Когда спор является философским и когда нет, это отдельный вопрос, обсуждение которого здесь было бы неуместным.

Категориальные высказывания

Я называю высказывание «категориальным», если оно сообщает что-либо о логическом типе фактора или множества факторов. Некоторые типы официально признаны и наделены фирменными ярлыками вроде «качества», «состояния», «субстанции», «числа», «логические конструкции», «категории» и т. д. Мы могли бы называть их «категориальными словами». Карнап, сбивая нас с толку, называет их «универсальными словами». Высказывания, в которых тип фактора просто называется по имени, отличаются лишь своей краткостью от высказываний, в которых тип фактора описывается.

Все подобные высказывания являются философскими высказываниями (разумеется, они не всегда произносятся профессиональными философами, получающими деньги за то, что они говорят). Я полагаю, что верно также и обратное.

Как мы видели, утверждения о том, что факторы относятся к тем или иным типам, равнозначны суждениям о том, приводят или не приводят к абсурду те или иные комбинации факторов. И поскольку лишь сочетания символов могут быть абсурдными или не абсурдными, постольку категориальные высказывания являются семантическими. Это не значит, что они ничем не отличаются от высказываний, которыми интересуются филологи, грамматики и лексикографы. Не существует категориальных высказываний английских в отличие от немецких, западных в отличие от восточных. Это также не значит, что они ничего не сообщают о «природе вещей». Если недоумение ребенка, почему экватор можно пересечь, но нельзя увидеть или почему Чеширский Кот не может оставить после себя свою улыбку, касается «природы вещей», то можно сказать, что некоторые категориальные высказывания дают требуемую информацию о природе вещей, как они дают ее и в более серьезных случаях категориальных затруднений. Но есть ли у нас критерии абсурда?

Обыденный язык [17]

В своей аргументации философы часто прибегали к ссылкам на то, что мы говорим и что не говорим или, точнее, что мы можем и что не можем сказать. Такие аргументы имеются в сочинениях Платона и широко представлены в работах Аристотеля.

В последние годы некоторые философы, чрезвычайно обеспокоенные природой и методологией своей профессиональной деятельности, стали придавать такого рода аргументам большое значение. Другие философы опровергали их. Споры о достоинстве этих аргументов не дали поучительных результатов, поскольку обе стороны искажали существо проблемы. Я хочу сформулировать ее в неискаженном виде.

«Обыденный»

В упомянутых спорах повторяется одно выражение — «употребление обыденного языка» (the use of ordinary language). Часто и совершенно ошибочно его заменяют выражением «обыденное употребление языка» (ordinary linguistic usage). Иногда сторонники такого подхода утверждают, что все философские проблемы связаны с употреблением обыденного языка или что все философские проблемы решаются или могут быть решены посредством рассмотрения обыденного употребления языка.

Откладывая на время разбор понятия употребление языка, я хочу начать с противопоставления словосочетания «употребление обыденного языка» по видимости похожему, но на самом деле совершенно другому словосочетанию «обыденное употребление выражения '…'». Когда говорят об употреблении обыденного языка, слово «обыденный» имплицитно или эксплицитно противопоставляется «необычному», «эзотерическому», «специальному», «поэтическому», «символическому» или иногда «архаичному». «Обыденный» означает «общий», «современный», «разговорный», «общеупотребительный», «естественный», «прозаический», «несимволический», «понятный нормальному человеку» и противопоставляется обычно словам и выражениям, которые умеют употреблять лишь немногие люди, — таким, как специальные термины или искусственная символика юристов, теологов, экономистов, философов, картографов, математиков, специалистов по символической логике и игроков в королевский теннис. Четкой границы между «общим» и «необщим», «специальным» и «неспециальным», «устаревшим» и «современным» не существует. Общеупотребительно или нет слово «карбюратор»? Можно ли сказать, что слово «бахрома» в ходу у обычного человека или же только у обычной женщины? Как быть с «непредумышленным убийством», «инфляцией», «коэффициентом» и «вне игры»? С другой стороны, ни у кого не вызовет сомнения, к какой стороне сей ничейной земли следует отнести слова «изотоп» или «хлеб», «материальная импликация» или «если», «бесконечное кардинальное число» или «одиннадцать», «ween» или «suppose».