Понятие политического - [47]
Конституционное понятие закона можно обнаружить уже у монархомахов. В «Droit des Magistrats» Безы говорится: «[...] on doit juger non par exemples mais par lois».[199] «Vindiciae» Юния Брута, обращенные против «pestifera doctrina»[200] Макьявелли, исполнены не просто пафоса справедливости, но и определенного рода рационализмом; они ориентированы на [доказательства и изложение] «Geometrarum more»[201] и противополагают конкретной личности Rex’a надличное Regnum[202] и универсальный разум, который, согласно аристотелевско-схоластической традиции, составляет сущность закона. Царь должен повиноваться закону, как тело повинуется душе. Значимость закона как всеобщего основоположения вытекает из того, что закон (в противоположность воле или приказу конкретного лица) является только ratio, а не cupiditas,[203] не имеет никакого turbatio,****** тогда как конкретный человек «variis affectibus perturbatur».*******’1 Во многих модификациях, но всегда с характерным признаком «универсальности», это понятие закона становится основой конституционного мышления. Гроций сохраняет его в схоластической форме универсального как противоположности единичному.2 Все учение о правовом государстве основывается на противоположности, [с одной стороны,] всеобщего, заранее установленного, обязательного для всех, не знающего исключений и принципиально для всех времен имеющего силу закона и, [с другой стороны,] личного приказа, издаваемого от случая к случаю, с учетом особенных конкретных обстоятельств. Отто Майер [Mayer] в одном знаменитом рассуждении говорил о «нерушимости» закона. Это представление о законе основывается на указанном рационалистическом различении (теперь уже не универсального, но) всеобщего и единичного, и представители государственно-правового мышления усматривают уже во всеобщем как таковом высшую ценность. У Локка это становится особенно явным в форме противопоставления Law и Comission,* которое находится в центре его рассуждений, и классик философии правового государства[204] выступает здесь только примером длящегося целое столетие общего спора о том, кто является сувереном — безличный закон или лично король.[205] Ныне обычным стало восходящее к Бодену определение суверенитета, которое вытекает из понимания того, что, с учетом конкретного положения дел, необходимо все время заново делать исключения из универсально значимого закона и сувереном является тот, кто принимает решение об исключении.[206] Итак, пробным камнем для абсолютистского и конституционного мышления является понятие закона. Конечно, это не то, что, начиная с Лабанда, называют законом в формальном смысле, и сообразно с чем все, что осуществляется при участии народного представительства, именуется законом, но положение, определяемое по логическим признакам. Решающее различение всегда состоит в том, является ли закон всеобщим, рациональным положением или приказом. И если именно осуществленное при участии народного представительства предписание называется законом, то это имеет смысл, ибо народное представительство, то есть парламент, принимает свои решения путем прений, обсуждения аргументов и контраргументов, и его решения вследствие этого имеют логически иной характер, чем приказ, основывающийся исключительно на авторитете. Гоббс в резкой антитетике выразил это, определяя закон: «[...] every man seeth, that some lawes are addressed to ail the Subjects in general, some to particular Provinces; some to particular vocations; and some to particular men».** Cto- роннику абсолютизма представляется очевидным, «that Law is not a Counsell, but Command»,[207][208] по существу своему авторитет, a не истина и правильность, как это было для рационалистского понятия закона, исходящего из правового государства. Auctoritas, non veritas.[209]1 Болингброк, будучи представителем теории равновесия, мыслит в русле традиции правового государства и формулирует эту противоположность как противоположность «Goverment by constitution» и «Goverment by will»[210] и снова проводит различие между конституцией и правлением (constitution и govemment) в том смысле, что конституция должна содержать правило, которое значимо всегда, at ail times[211] тогда как правление есть то, что происходит в действительности, at апу time'[212] одно неизменно, другое изменяется со временем и при известных условиях и т. д.2 Господствующее в XVII и XVIII вв. учение о законе как о volonté générale (которая как таковая считается ценной в противоположность любой volonté particulière)****** необходимо понимать как выражение понятия закона с точки зрения правового государства. Кондорсе и здесь является типичным представителем просвещенного радикализма. Вся деятельность, вся жизнь государства исчерпывается законодательством и применением закона; функция исполнительной власти состоит лишь в том, чтобы «de faire un syllogisme dont la loi est la majeure; un fait plus ou moins générale la mineure; et la conclusion l’application de la loi».******* Не только правосудие, как это высказано в знаменитых словах Монтескье, есть «la bouche qui prononce les paroles de la loi»,******** но и управление.
Настоящий сборник работ Карла Шмитта, наиболее спорной фигуры в европейской правовой и политической мысли XX столетия, включает избранные фрагменты «Учения о конституции», фундаментального труда Веймарской эпохи. Помимо статьи, в которой Шмитт полемизирует с плюралистическими теориями, выступая с апологией сильного государства, в сборник также вошли две работы нацистской эпохи, позволяющие полнее представить карьерную и теоретическую траекторию немецкого мыслителя.Перевод: Олег Кильдюшов.
Многовековый спор о природе власти между такими классиками политической мысли, как Макиавелли и Монтескье, Гоббс и Шмитт, не теряет своей актуальности и сегодня. Разобраться в тонкостях и нюансах этого разговора поможет один из ведущих специалистов по политической философии Александр Филиппов. Карл Шмитт – один из самых выдающихся и спорных мыслителей XX века, оказавший огромное влияние на развитие политической философии. В данном издании представлено фундаментальное исследование Шмитта о феномене диктатуры, охватывающее период истории Европы, начиная с XVI века.
Николас Спикмэн (1893–1943) считается одним из основателей американской геополитики. Для Спикмена характерен утилитарный подход, четкое желание выработать эффективную геополитическую формулу, с помощью которой США могут скорейшим образом добиться мирового господства. Этого можно достичь, говорит Спикмэн, создав особую геополитическую реальность, «новую Атлантиду», связанную общностью западной культуры, идеологией либерализма и демократии. Карл Шмитт (1888–1985) — немецкий геополитик, оказавший огромное влияние на развитие европейской политической теории XX–XXI веков.
Увидев на обложке книги, переведенной с французского, слово «банкет», читатель может подумать, что это очередной рассказ о французской гастрономии. Но книга Венсана Робера обращена вовсе не к любителям вкусно поесть, а к людям, которые интересуются политической историей и ищут ответа на вопрос, когда и почему в обществе, казалось бы, вполне стабильном и упорядоченном происходят революции. Предмет книги — банкеты, которые устраивали в честь оппозиционных депутатов их сторонники. Автор не только подробно излагает историю таких трапез и описывает их устройство, но и показывает место банкета, или пира, в политической метафорике XIX века.
Книга известного украинского публициста Константина Кеворкяна, вынужденного покинуть родной Харьков после нацистского переворота на Украине, посвящена истории, настоящему и будущему этой страны. В чем причина, и где истоки бандеровщины и мазеповщины, столь живучих на Украине? Почему население Украины оказалось настолько восприимчиво к нацистской пропаганде? Что происходит на Украине в последние годы, и какое будущее ожидает украинскую власть, экономику и народ? Взгляд «изнутри» Константина Кеворкяна позволяет читателю лучше понять, как и почему Украина погрузилась в хаос гражданской войны, развал экономики и вымирание населения.
«Русская земля принадлежит русским, одним русским, и есть земля Русская… Хозяин земли Русской – есть один лишь русский (великорус, малорус, белорус – это все одно)». Автор этих слов – Ф.М. Достоевский. «Тот, кто говорит: «Россия – для русских», – знаете, трудно удержаться, чтобы не давать характеристики этим людям, – это либо непорядочные люди, которые не понимают, что говорят, и тогда они просто придурки, либо провокаторы, потому что Россия – многонациональная страна». Это высказывание принадлежит президенту В.В.
Пишущие об истории российско-американских отношений, как правило, сосредоточены на дипломатии, а основное внимание уделяют холодной войне. Книга историка Ивана Куриллы наглядно демонстрирует тот факт, что русские и американцы плохо представляют себе, насколько сильно переплелись пути двух стран, насколько близки Россия и Америка — даже в том, что их разделяет. Множество судеб — людей и идей — сформировали наши страны. Частные истории о любви переплетаются у автора с транснациональными экономическими, культурными и технологическими проектами, которые сформировали не только активные двухсотлетние отношения России и США, но и всю картину мировой истории.
Воспоминания контр-адмирала К.И. Деревянко рассказывают о Великой Отечественной войне. В первой книге своих воспоминаний автор повествует о героической обороне Одессы в 1941 г. и весомом вкладе Военно-морского флота в оборону города. На страницах книги рассказывается о героизме моряков, о нелегкой борьбе защитников города с врагом.Книга рассчитана на самый широкий круг читателей, интересующихся историей Великой Отечественной войны.