Помощь разведенным родителям и их детям: От трагедии к надежде - [17]

В отличие от родителей Стефана и Магдалены, поведение этих родителей, каким бы понятным оно ни казалось, носит откровенно инфантильный характер. «Откладывать сообщение о разводе или вообще его скрывать, желать поскорее закончить неприятный разговор, надеяться на то, что развод не так уж и страшен для детей, — все это, согласитесь, очень напоминает поведение детей, которые стоят перед необходимостью исповедовать родителям свои прегрешения и стараются по возможности «смягчить краски»... Если я и использую такое сравнение, то тем не менее оно далеко от критики или пренебрежения. Я просто рисую ситуацию...»

И действительно, часто родители в тот момент, когда необходимо информировать ребенка о разводе, сами чувствуют себя как провинившиеся дети, им хочется уйти от ответственности, пощадить себя, найти отговорки, обвинить других, скрыть и т. д. Эти регрессии взрослых, в общем, нормальны, мало того, они, как правило, повседневны. Но под влиянием развода они могут привести к очень тяжелым последствиям. Получается нечто ужасное, а именно, обмен ролями, где родители выступают в роли детей, а дети в роли критикующих взрослых, которым вверено право выносить решения о виновности. И это именно в тот момент, когда ребенок ни в чем так сильно не нуждается, как в том, чтобы ему «разрешили» оставаться ребенком. И в том, чтобы можно было вот этим взрослым — на то они и взрослые! — доверить свое такое неверное будущее!

Важнейшее и труднейшее задание, которое в столь тяжелое время после развода встает перед родителями, заключается в том, чтобы с чистой совестью взять на себя ответственность за причиненную детям боль.Даже если в дальнейшем развод, скорее всего, откроет перед детьми лучшие возможности развития, сам момент развода всегда жутко болезнен и ввергает детей в душевный кризис. И ведь это не кто иной, как именно родители создали такую ситуацию, и именно они повинны в страданиях детей. Но сознание собственной вины есть нечто совсем иное, чем мучительное и невыносимое чувство вины, которое связано с представлением о совершении чего-то запретного, безответственного.

«Если я, как взрослый человек, признаю свое психическое право на существование, если я знаю, что данный шаг, как результат моих потребностей, в результате пойдет также на пользу и ребенку, потому что я смогу снова свободно дышать и на что-то надеяться в жизни, то я могу спокойно взять на себя эту ответственность перед ребенком. Одновременно позиция, которую я называю ответственностью за вину, является важным условием того, что развод в конечном итоге сыграет все же положительную роль для ребенка. Если я знаю, что я у кого-то что-то отнял, кому-то причинил боль, потому что в тот момент у меня не было другого выхода, то я, по крайней мере, буду стараться смягчить эту боль, буду стремиться по возможности исправить положение, чтобы реально уменьшить свою собственную вину. Но если я просто не в состоянии выносить саму мысль о том, что я виноват, я буду затушевывать или отрицать причиненное мною страдание. Вместо того чтобы подумать: «Мне очень жаль, что так получилось и я должен что-то предпринять, чтобы улучшить положение», я скажу: «Нет оснований для жалоб и мне не в чем себя упрекать!». И я скрою свою вину или переложу ее на ребенка или разведенного супруга».

На примере Магдалены и Стефана Фигдор показывает яркий пример ответственного отношения родителей к своим действиям. Они настолько серьезно восприняли переживания детей, что те в короткие сроки сумели побороть свои страхи и их душевное равновесие было восстановлено. К сожалению, такое случается нечасто. Можно привести сотни примеров, когда детям было отказано в «неотложной первой помощи» уже в тот момент, когда они впервые услышали о разводе. И именно те обстоятельства, которые сопровождают информацию о разводе, часто дают толчок так называемому послеразводному кризису.

Собственно, эту позицию ответственности за вину Фигдор считает важной не только в ситуации развода, но и вообще рассматривает ее как основную педагогическую позицию. Особенно там, где речь идет об ограничениях и запретах. Он рассказывает об одном отце, который конечно же в своих взглядах не одинок. Тот заявлял следующее: «Нельзя разрешать детям все. Даже если для этого есть возможности. Потому что в жизни они должны уметь отказываться». Подобные заявления звучат чуть ли не насмешкой, если посмотреть повнимательнее, каким ограничениям, налагаемым уже нашими общественными условиями, подвержены наши дети, начиная со второго года жизни. Подобная позиция защищает матерей, отцов, воспитателей от необходимости признаться себе в том, как много разочарований приносим мы своим возлюбленным чадам тем, что постоянно вынуждены запрещать и предписывать, а также требовать соблюдения всяких других норм. Но ведь у нас самих просто нет иного выхода, мы вынуждены это делать. Больно думать о том, какими жестокими, несправедливыми, эгоистичными и злыми должны мы при этом выглядеть в глазах своих детей. Однако вместо того, чтобы сознательно подойти к реально существующему и от нас мало зависящему конфликту, мы делаем бесправной позицию ребенка: «Чего ты злишься, это на твою же пользу!». Но если я понимаю не только свою ответственность, но и гнев ребенка, то я не стану придавать запретам форму идеологии, а постараюсь помочь моему дорогому малышу преодолеть разочарование, стану его утешать, искать компромиссы, предлагать потерянному удовольствию замену. И по меньшей мере вместо: «Нечего злиться!», скажу: «Мне очень жаль, но я вынуждена это делать». Тогда ребенку отказ будет не так обиден и он не очень испортит наши отношения. Ведь ребенок верит, что отказ в удовлетворении его желаний это всего лишь проявление моей власти и ничего удивительного, если в результате он начинает бороться со мной за эту власть.