Помните! - [5]

Ни улыбок, ни слез на земле не знаю!

От объятий друзей, от приветствий женщин,

От цветов и сияния детских глаз

Нет, наверно, счастливее их сейчас!

Но безжалостно время. И всякий раз

Приезжает сюда их все меньше и меньше…

Да, все меньше и меньше. И час пробьет,

А ведь это случится же поздно иль рано,

Что когда-нибудь праздник сюда придет,

Но уже без единого ветерана…

Только нам ли искать трагедийных слов,

Если жизнь торжествует и ввысь вздымается,

Если песня отцовская продолжается

И вливается в песнь боевых сынов!

Если свято страну свою берегут

Честь и Мужество с Верою дерзновенной,

Если гордый, торжественный наш салют,

Утверждающий мир, красоту и труд,

Затмевает сияние звезд вселенной.

Значит, стужи – пустяк и года – ерунда,

Значит, будут цветам улыбаться люди,

Значит, счастье, как свет, будет жить всегда

И конца ему в мире уже не будет!

1984

Прощай, Ленинград…

Мой строгий, мой ласковый Ленинград,

Ты вновь теперь назван Санкт-Петербургом.

Не важно: я рад иль не очень рад,

Но я, как и в юности, – твой солдат,

Оставшийся самым вернейшим другом.

А почему я не слишком рад?

Скажу откровенно и очень честно:

Царь Петр был велик. Это всем известно.

Но был ли во всем абсолютно свят?

И Русь, как коня, на дыбы вздымая,

Он мыслил по-своему рай и ад.

И, головы русским стократ срубая,

Пред немцами шляпу снимал стократ.

И грозно стуча по сердцам ботфортами,

Выстраивал жизнь на немецкий лад.

И Русь до того наводнил Лефортами,

Что сам был, возможно, потом не рад.

Слова, с увлеченностью чуть не детской:

Гроссбух, ассамблея, штандарт, Шлиссельбург,

И вот, в честь святого Петра – Петербург,

Вся Русь – как под вывескою немецкой!

Потом и похлеще пошло житье:

Царей на Руси – ни единого русского!

Все царские семьи от корня прусского

Да немцы голштинские. Вот и все.

– Ну что тут нелепого? – скажут мне. —

Сложилось все так, как оно сложилось. —

Что ж, пусть. Но скажите тогда на милость,

Могло быть такое в другой стране?

Могли бы английские или французские

Короны столетиями носить

Дворянишки, скажем, заштатно-прусские,

Которым и дома-то не на что жить?!

Чтоб где-то в Иране, в Канаде, в Китае ли

В креслах для самых больших чинов

Сидели, судили и управляли бы

Такие премьеры, что и не знали бы

Ни стран этих толком, ни языков?!

Ответят: – Зачем так шутить безбожно?

Народ, государственность – не пустяк! —

А вот на Руси – даже очень можно!

И можно, и было как раз вот так!

И разве, скажите мне, разрешили бы

Придумывать где-то для городов

В Норвегии, Швеции иль Бразилии

Названья из чуждых им языков?

У нас же пошли из немецких слов

Названия всяческие вывертывать:

Ораниенбаум, Кронштадт, Петергоф,

Затем – Оренбург, а в Москве – Лефортово.

Затем граф Татищев сей путь продлил

И город, что встал на седом Урале,

Велел, чтоб Екатеринбургом звали

И к царственным туфелькам положил.

О, нет. Никакой я не ретроград.

И ханжества нет во мне никакого,

И все-таки «град» – это слово «град»,

И я ему, право, как брату, рад,

А «бург» – чужеродное сердцу слово!

И вот, словно в залпах «Авроры» тая,

Прошедший сквозь семьдесят лет подряд,

В блокаду не дрогнувший Ленинград

Уходит, главы своей не склоняя!

Как сказочный крейсер, гонимый прочь,

Все флаги торжественно поднимая,

Плывет он в историю, словно в ночь,

Своих неразумных сынов прощая…

Плывет, отдавая печаль волнам,

И в громе оркестров слова рыдают:

«Наверх вы, товарищи! Все – по местам!

Последний парад наступает…»

1991

Запоминайте нас, пока мы есть!

Запоминайте нас, пока мы есть!

Ведь мы еще на многое сгодимся.

Никто не знает, сколько мы продлимся,

А вот сейчас мы с вами, рядом, здесь.

Кто мы такие? В юности – солдаты,

Потом – трудяги, скромно говоря,

Но многие торжественные даты

Вписали мы в листки календаря.

Мы победили дьявольское пламя

И вознесли над пеплом города.

Видать, нам вечно быть фронтовиками:

И в дни войны, и в мирные года!

Зазнались? Нет, смешно и ни к чему!

Нам не пришло б и в голову такое.

Когда пройдешь сквозь самое крутое,

Тогда плюешь на эту кутерьму.

Что нам чины, восторгов междометья!

Да мы их и не ведали почти.

Нам важно, чтоб смогли вы обрести

Все то, что мы достигли в лихолетья.

А чтобы жить нам светлою судьбою

И взмыть под звезды выше во сто раз —

Возьмите все хорошее от нас,

А минусы мы унесем с собою…

Мы вечно с вами толковать бы рады,

Но всех ветра когда-то унесут…

Запоминайте ж нас, пока мы тут,

И нас по письмам познавать не надо!

Когда ж потом, в далекие года,

Воспоминаний потускнеют нити,

Вы подойдите к зеркалу тогда

И на себя внимательно взгляните.

И от взаимной нашей теплоты

Мир вспыхнет вдруг, взволнованный и зыбкий.

И мы, сквозь ваши проступив черты,

Вам улыбнемся дружеской улыбкой…

Солдат

Меж стиснутых пальцев желтела солома,

Поодаль валялся пустой автомат,

Лежал на задворках отцовского дома

Осколком гранаты убитый солдат.

Бойцы говорили, не то совпаденье,

Не то человеку уж так повезло,

Что ранней зарей в полосе наступленья

Увидел гвардеец родное село.

Чье сердце не дрогнет при виде знакомой

До боли, до спазмы родной стороны!

И тяжесть становится вдруг невесомой,

И разом спадает усталость войны!

Что значили парню теперь километры?!

Ждала его встреча с семьей на войне,

В лицо ему дули родимые ветры,

И, кажется, сил прибавлялось вдвойне!