Помнить или нет? - [3]

— Испытание окончено. Все в порядке. Авдеев, проснитесь.

Стены канала, рушащаяся плотина, массы воды, грозовые тучи в небе, все это окончательно поблекло, растворилось.

— Авдеев, проснитесь. Испытание окончено, — повторил профессор.

Василий ничего не соображал. Сердце его тяжело стучало. Потом он внезапно вспомнил все. И чувство бесконечной досады охватило его. Провалился! Не прошел. Рухнули все мечты. Столько лет напряженной подготовки — и все даром! Он выбрался из-под колпака гипногенератора, встал, угрюмо буркнул: «Теперь, надо полагать, я свободен», — и двинулся было к выходу, но профессор удержал его:

— Погодите, погодите, Авдеев. Да подождите, говорят вам!

— А чего там ждать? — сказал Авдеев. — Все и так ясно. Провалился!

— Не торопитесь с выводами! — рассердился профессор. — Учтите, что комиссия вовсе не ставит своей целью нанесение испытуемым душевных травм, поэтому спешу уведомить вас, что предложенная вам задача вообще не имеет решения. Так сказать, задача типа «цугцванг».

— Благодарю, профессор. Не надо меня утешать.

— Послушайте, голубчик, я, кажется, никогда не давал вам оснований сомневаться в правдивости моих слов, — холодно заметил профессор.

— Извините, если я был груб, но моя неудача оказала на меня…

— Опять вы свое! Вы обязаны мне верить! Задача не имеет решения!

— Ну пусть так, — Авдеев пожал плечами. — Но насчет вашего утверждения, будто вы не наносите душевной травмы…

— И это учтено, мой друг. Вот примите одну таблетку и посидите минут пять-шесть с закрытыми глазами. — На столе перед Авдеевым появилась продолговатая коробочка с надписью «Амнезин».

— Очиститель памяти! — усмехнулся Авдеев. — Но по логике вещей такой препарат, вроде, надо бы принимать до…

— Нет, его принимают после.

— И как сильно оно отшибает память, это ваше зелье?

— Видите ли, — сказал профессор, — на воспоминания о реальных событиях этот препарат почти не воздействует. Но только что увиденное сновидение он стирает из памяти начисто. А ваш гипнотический сон, несмотря на то, что там у вас сохранялась свобода воли, все же относится к сновидениям. Кстати, таблетки весьма приятны на вкус.

— Простите, я вас не понял, что, есть такое предписание? — осведомился Авдеев.

— Нет, нет. По вашему желанию.

Василий задумался. Потом решительно заявил:

— Я предпочитаю отказаться. — Он внимательно посмотрел ни профессора. — Вы знаете, в этом ведь есть что-то унизительное. Пусть это не настоящая реальность, а, как принято говорить, иллюзорное бытие. Но я все-таки жил там, действовал, ошибался, мучился, наконец, проиграл. А теперь: на тебе, деточка, сладенькую пилюлю — и все горести позабудутся! Нет уж, спасибо. Пусть все это останется со мной. Я могу быть свободен, профессор?

— Нет, вы пройдете в помещение, которое вам укажут, и там подождете, пока вам объявят результат экзамена. Это, кстати, предписание.

— Ну что ж, — Авдеев вновь пожал плечами, — раз таковы формальности… А насчет вашего амнезина… Честное слово, не по-мужски это как-то принимать также снадобья. По-моему, это даже хуже, чем напиться с горя.

Прошло несколько часов, а Василий Авдеев все так же сидел в мягком кресле в отведенной для него комнате отдыха. Телевизор он не включал. Книги и журналы лежали на столике не раскрытые. Шахматная доска была пуста. Все те же мысли не покидали капитана Авдеева. Где же он допустил роковую ошибку? Неужели это и вправду цугцванг? Всепобеждающий дух — вещь великолепная, но, черт возьми, нельзя забывать и об ограниченности своих возможностей! Верить в успех, помня, что не застрахован от неудач, — вот в чем вся штука! Как жаль все же, что нельзя держать этот последний экзамен заново. Тогда бы он победил. Непременно победил!

Дверь отворилась и вошел сам профессор. Он сразу же горячо пожал Василию руку и торжественно изрек:

— Товарищ капитан, поздравляю вас с назначением. Вы — командир экспедиции.

Василий не поверил своим ушам.

— Вы это серьезно? — спросил он.

— По-моему, я никогда не был похож на шутника, — сказал профессор.

Голова у Авдеева пошла кругом. От радостного недоумения.

— Простите, — сказал он, справляясь с волнением, — возможно, мой вопрос неуместен, но могу я все же узнать, почему именно я? Почему выбор пал на меня?

— В вашем желании знать истину нет ничего предосудительного. Все дело в том, что вы единственный из всех испытуемых, кто отказался от амнезина, ответил профессор.

— Тогда я тем более не понимаю. Ведь у меня по сравнению с другими должно быть сейчас психологически худшее… — Авдеев осекся. Он понял все. Он уже знал, что скажет ему сейчас профессор.

— Дорогой мой, — начал профессор, улыбаясь. А улыбался он редко. Никакого амнезина не существует, и надеюсь, что он никогда не будет изобретен. Негоже человеку открещиваться от своих воспоминаний, даже если они из области иллюзорного бытия. Я не хочу ничего плохого сказать о ваших товарищах. Все вы держались отлично. Все боролись до конца и были изобретательны. Все были готовы жертвовать собой. И все терзались моральной пыткой выбора. А потом, так же, как и вы, были уверены, что провалились. Все вы молоды и исключительно крепки здоровьем. Но молодости еще присущ, я бы сказал, излишний оптимизм. Этакий комплекс непобедимости. И, возможно, поэтому ни у кого, кроме вас, не хватило мужества отказаться от соблазна перечеркнуть воспоминания о собственном поражении. В вас оказалось, если хотите, больше зрелой мудрости. А в тех местах, куда вы вскоре отправитесь, все будет, по-видимому, далеко не так гладко, как на нашей матушке-Земле. Вот потому-то мы и остановили свой выбор — при прочих приблизительно равных достоинствах — на человеке, способном наиболее трезво относиться к возможным неудачам. Вот и все. А сейчас идите, отдыхайте. До завтрашнего утра вы свободны.