Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью - [135]

— Ну что, Перпетуя, явилась наконец? — кричал он, завидев свою жену.

— Я была занята…

— Перпетуя, разве ты не знаешь, что супруга не может быть занята, когда ее зовет муж, — провозглашал Жан-Дюпон, и, как всегда, невозможно было понять, говорит он это в шутку или серьезно.

Он брал ее за талию и привлекал к себе, а иногда даже усаживал на колени. Жан-Дюпон был хороший человек, и Перпетуя по-детски звонко смеялась, когда он проделывал все эго.

— Не бойся, — говорил Жан-Дюпон, дыша ей в лицо винным перегаром, — твой муж не обидится: он прекрасно знает, что я уже старик и проржавел со всех концов. Даже такой ревнивец, как он, не обидится, не бойся.

Но Перпетуя была не слишком-то в этом уверена, впрочем, и Жан-Дюпон, по-видимому, тоже.

— Послушай, Перпетуя, — нетерпеливо вмешивался Эдуард, делая вид, что не обращает внимания на вольности Жан-Дюпона, — принеси-ка мне пачку сигарет «Бастос»! Как это ты сама не догадалась!

В другой раз ему требовалась бутылка пива «Бофор», а то вдруг листок бумаги и конверт, чтобы написать письмо, стекло для лампы, носовой платок, мыло или еще что-нибудь в таком же роде. Лавки, где все это продавалось, находились довольно далеко, на перекрестке двух основных улиц Зомботауна; это были маленькие африканские лавчонки, все здесь стоило вдвое дороже, чем в магазинах европейской части города, километрах в четырех от поселка. Жители Зомботауна были слишком бедны, чтобы делать запасы впрок, и потому постоянно покупали всего понемногу, и им всегда чего-нибудь не хватало. Главы семейств приспосабливали для таких каждодневных посылок в лавку одного из своих ребятишек, а если детей в семье не было, — жену.

Как выносила Перпетуя подобное унижение? С первых шагов своего расследования, начиная с визита к знахарю Нкомедзо, Эссола понял, что его сестра смирилась со своим новым положением не без борьбы. Первое время она восставала против уготованной ей участи, ее возмущала оскорбительная беззастенчивость мужа, распущенность людей, потерявших всякую надежду на лучшее будущее, ее приводили в отчаяние пьянство и голод, в результате которых люди опускались все больше и больше, она не могла видеть неприкрытое унижение людей, которые панически бегут при виде жандармов, не могла смириться с этими бедствиями, постепенно превратившими Зомботаун, вчера еще бывший кварталом, где жили вольные люди, в джунгли, где бродят дикие звери, подстерегаемые безжалостным охотником. До того как у нее родился сын, молодая женщина не раз готова была в ужасе бежать, как сама она имела неосторожность признаться матери.

Но Перпетуя была еще ребенком, и тревожные мысли, засевшие у нее в голове, не бороздили ее нежный лоб морщинами. В душе ее бушевала буря, но мало кому это было заметно. Если ей случалось чему-то радоваться или чем-то увлекаться, если она принималась за какую-то работу, то делала все со свойственным юности задором. Ее вполне можно было принять за женщину обеспеченную, которой улыбается будущее, за женщину, уверенную в скором успехе своего мужа.

И как нарочно, большинство жителей Зомботауна тоже верили в то, что Эдуард — человек с будущим. Он ведь такой труженик, вечно сидит, уткнувшись в книгу, — не щадя своих сил готовится к конкурсу. Правда, в го время Эдуард только еще начинал свой марафонский бег, но вскоре даже самых рьяных почитателей отпугнул длинный ряд его неудач на этом поприще.

Не прошло и трех месяцев с тех пор, как Перпетуя поселилась в Зомботауне, как вдруг во всех больших городах был объявлен конкурс: требовалось набрать двести чиновников для высшего административного аппарата. Официально к конкурсу допускались лишь те, кто мог предъявить аттестат об окончании школы, и у Эдуарда такой аттестат был. В тот день чуть ли не все завсегдатаи Жан-Дюпона собрались в хибарке молодоженов, чтобы обсудить шансы Эдуарда на победу в конкурсе. Прежде всего надо было определить степень трудности первого экзамена — по французскому языку… Участникам конкурса предстояло написать диктант и сочинение.

Рассказывая об упражнениях по орфографии, которые, как он утверждал, не представляли для него особой трудности, Эдуард сделал заявление, свидетельствовавшее о скромности и осторожности, свойственной обычно участникам конкурсов, где бы они ни проходили:

— Предупреждаю: я не могу сказать с уверенностью, что попаду в список допущенных к конкурсу, это ведь не то, что обычный экзамен, когда ничего, кроме хорошей отметки, не требуется. Тут этого мало, надо еще оказаться в числе первых двухсот, так что могут быть всякие неожиданности. Оставим в покое сочинение, ибо ничего определенного по этому поводу все равно сказать нельзя, а вот с диктантом гораздо проще.

Представить на обсуждение друзей диктант было делом нелегким, потому что текста-то не имелось. Но у Эдуарда была хорошая память, и в конце концов ему удалось вспомнить фразу, которая, как честно признался он, заставила его попыхтеть.

— Что вы можете сказать о причастиях и об их согласовании?

Присутствующие молчали. Одни мучительно раздумывали над поставленным вопросом, других сковывала неуверенность в собственных лингвистических познаниях. Надо сказать, что отличительной чертой компании, собиравшейся у Жан-Дюпона, был недостаток образования. Единственное светило в этом обществе — Жан-Пьер Онана, по прозванию Каракалья, задолго до установления независимости получивший диплом об окончании неполной средней школы, — в тот день отсутствовал. А из присутствующих никто не мог похвастаться не только аттестатом об окончании начальной школы, но даже свидетельством об окончании приготовительных классов. Большинство чиновников, занимающих должности, где требуются такого рода документы, предпочитали жить в специально построенных для них кварталах, даже если им приходилось платить умопомрачительные деньги за квартиру, лишь бы избавиться от соседства всех этих несчастных, которых чересчур много в Зомботауне, — как известно, человеку с добрым сердцем трудно оставаться безучастным, видя собратьев, вопиющих о сострадании. Один только Вампир составлял исключение, хотя, надо сказать, он родился в этом предместье, когда оно еще не называлось Зомботауном, да и к тому же он не был вхож в дом Жан-Дюпона, до тех пор пока судьба не свела его с Перпетуей, а случилось это гораздо позже, незадолго до развязки.