Полынь Половецкого поля - [96]

Михаил Васильевич все это знал во сто крат лучше. Но он стеснялся своего жизненного опыта и промолчал, не отозвался на мою реплику. Стал рассказывать о быте казаков, когда они еще были казаками.

Многое в тот день открылось мне. Станичной жизнью вершил атаман, казаки выбирали его на Круге, на определенный срок. Прежде много было почетных должностей, без жалования… Иными словами, казаки еще сохранили в быту кипчакские традиции. Все шло чин чином, как у предков. Украл что-либо казак у казака, за это смерть могли присудить да тут же приговор и исполнить.

Однако иным было дело, если грабили русские или польские купеческие караваны. То уже не воровством и не разбоем, а военным промыслом называлось. Чужих пощипать не возбранялось.

— Хочу спросить, как звали самого первого казачьего атамана? С кого в 1570 году все и началось?

Среди терцев никто не ответил, лишь Михаил Васильевич.

Правильно. Сарык-Азман! Он основал казачье Войско Донское. Он казак «номер один» в истории России. Избегая многословия, замечу: «сарык» на тюркском языке абсолютно то же, что и русское слово «половец».

И другие атаманы, сподвижники Сарык-Азмана, носили тюркские имена: Черкас, Ляпун, Шадра, Ермак, Кабан, Татара… Все они прославились военным промыслом. И слово «атаман» тоже тюркское — «старший», «верховод» значит… И «есаул», и «бунчук», и «майдан», и «сапог», и «башлык», и «степь»… Все самые сокровенные казачьи слова. Самые родные.

Поделюсь и таким наблюдением. В казачьих станицах у каждой настоящей семьи, как мне говорили, кличка есть, как бы дополнение к фамилии. Из поколения в поколение передается. Никто не помнит смысл, но передается кличка исправно: Кучай, Бадау, Хадир, Бутуй, Черкас, Адиль и другие.

А это же кипчакские имена, видимо, основателей родов… Народная память избирательна.

— Воспитывали в станицах все всех, — продолжал Михаил Васильевич. — Помню, лет четырнадцать мне было, научился курить, иду по улице довольный. Навстречу гвардеец, так он мне такую затрещину дал, что в глазах потемнело, да еще папиросу огнем в рот вставил. И думаете, этим кончилось? Ничуть. Отец понес гвардейцу бутылку араки — за урок и чтобы извиниться за сына. Таков обычай.

Первая заповедь у казаков: младший на поклоне у старшего. Исключений не делали. Как и у всех кипчаков.

Но старший обязан учить только хорошему. Потому что если что не так, то находился более старший, который мог плохому учителю леща отвесить. Да так, что у того искры из глаз летели, — всей пятерней.

Младший не имел права курить перед старшим. А пить и подавно. При встрече обязан был снять картуз и первым поздороваться. Сидеть в присутствии старшего запрещалось… С такими правилами жила наша Великая Степь.

Вторая заповедь — взаимопомощь: «Свое не делай, а другу помоги». Помогали погорельцам, семьям погибших казаков. «Дай до урожая», — просил сосед. И давали.

— А мог и не просить, — просвещал Михаил Васильевич. — Считалось нормальным взять у соседа картошку, кукурузу себе, на еду… Вот в степи работает семья, картошку убирает, подходит путник, набирает котелок или сопетку, и никто слова не скажет, еще и пожелают: «На здоровье». Но если взял больше этой меры — уже плохо. И высечь могут.

Третья заповедь: Бога чтить, предков своих второй чаркой поминать: «За прародителей».

— Чтоб, не помолившись, за стол сесть… такого не было…

Я на мгновение отвлекся от разговора и вспомнил престольный праздник в соседней станице. Что сказать? Уныние. Станица чуть живая, дома разве что набок не ложатся. Церковь порушена. Там был праздник по случаю закладки новой церкви. Отец Виталий, священник из Владикавказа, благословил всех молитвою. Тишина. Никто не перекрестился, лишь единицы из женщин-старушек руку ко лбу поднесли, мужская же половина так и простояла — руки в брюки. А стояло-то человек двести… Уже не казаки? Или еще не казаки? Стоят, как на концерте.

«В станице Ардон, — потом рассказывал мне священник, — церковь пустой стоит. Не ходят, лишь наведываются». «Откуда это?» — спрашиваю. Он начал про атеизм говорить. А по-моему, не в атеизме дело. Истинно, «все от Бога!».

Наказал Он нас, забывших корни свои. Даже имя народ потерял! И поделом! В помоях возимся, чтобы крупицы своей памяти найти. Все забыли.

— Конечно, законов у казаков не было, — рассуждал Михаил Васильевич, — вернее, их не записывали, просто знали. И выполняли не задумываясь. Например, закон гостеприимства. Кто ему учил?

— Жизнь.

— Да-да, все в разумном соответствии строилось. Мальчишка с детства знал крестьянское ремесло. Лишь потом учили его секретам казачьего искусства — джигитовке, рубке лозы… Но сначала — как кусок хлеба добыть, как работы не бояться. Поэтому и жили мы зажиточно, что любили работать.

Я и сам приметил, в Архонке хозяйства справные, значит, не разучились работать казаки. И песни петь не разучились. Правда, не так. Гуртовых песен уже нет. Молодежь от телевизора не оторвешь, скучно живет станица. А прежде: «На каждом углу — гармошка, придут из степи и вокруг станицы гулять. На улице не умещались». Ныне в Архонке только хор и поет, поет голосисто, а желающие подпевают: