Полярный круг - [34]

Нотанват слушал и молча кивал седой головой.

— Вот почему я собираю разные старые вещи. — Нанок был очень взволнован, и голос у него стал громким. — Надо показать людям: мы не были подобны зверям, и новую жизнь, которую мы восприняли всем сердцем, мы поняли разумом, потому что мечтали о ней. Настоящими людьми пришли мы в будущее. Сейчас на Чукотке везде строят. И ваш зять имеет самую нужную, самую лучшую специальность — строитель. Вот вы тоже скоро переселитесь в дом. В тундру на смену кочевой яранге придет какое-нибудь удивительное жилище, которое будет во много раз удобнее, чем сооружение из рэтэма, оленьих шкур и жердей. И если мы не сохраним в музее ярангу, наши дети уже не будут знать, откуда они вышли. Поэтому обращаюсь к вам, товарищ Нотанват: продайте нашему Чукотскому окружному краеведческому музею вашу ярангу, которая скоро вам будет ни к чему…

Нанок произнес эти слова на одном дыхании, постаравшись вложить в них всю силу убедительности. Ему даже показалось, что он тронул душу старика.

Нотанват изумленно смотрел на Нанока. Губы его странно подергивались, а глаза постепенно темнели от гнева.

— Что ты сказал?

— Наш музей готов купить ярангу.

— За деньги?

— Конечно! И за большие!

— И это ты говоришь мне — Нотанвату, оленеводу, настоящему чаучу,[9] чтобы я продал свою ярангу?

— Что тут плохого? Она вам все равно не нужна.

— Значит, если я охромею на одну ногу, ты эту ногу тоже можешь, купить? В больнице нынче и не такое делают. Хирург из Провидения Юра Папо запросто режет.

— Это совсем другое. — Нанок не понимал гнева старика.

Нотанват едва сдерживал себя: со сжатыми кулаками и сузившимися глазами, по-настоящему разгневанный.

— Ты лучше уходи, — тихо сказал Нотанват. — А то я сильно рассержусь. Скорее уходи!

Тутына вскочила и посоветовала Наноку:

— Правда, лучше уходите. Вам не следует оставаться здесь!

Следом за ней встал Иван и проводил Нанока в прихожую. Торопливо извиняясь, парень бормотал:

— Старик просто бешеный. Я с ним такого натерпелся! Рассказать — так вы и не поверите. Задеть его гордость все равно что разозлить белого медведя… А так он ничего.

Иван вышел вместе с Наноком на улицу.

Яранга стояла рядом. Рэтэм был аккуратно подоткнут, и вся она была ладная, аккуратная, ничего лишнего не было, как и полагается настоящему тундровому жилищу, которое можно очень быстро свернуть, упаковать на нарту и перевезти на новое место.

— Дед, в общем-то, добрый по-своему, — продолжал защищать своего тестя Иван. — При желании его можно уговорить. Ведь согласился же он жить сначала в селении, а сейчас уже и в дом собирается. Не очень сердитесь на него. Он скоро отойдет — так что приходите к нам еще, не бойтесь.

Нанок, растерянный и обиженный, вяло отвечал:

— Да ничего. Не беспокойтесь. Я все понимаю.

А сам переживал такую горькую обиду, которой ему давно не приходилось испытывать… Ничего хорошего в этом старике нет — это просто сумасброд, привыкший командовать и повелевать. Очень возможно, что он был когда-то владельцем большого стада, а теперь он зол на весь мир и отводит душу вот на таких, как Нанок. Нанок и на себя был сердит, вспоминая, с какой поспешностью он вышел из дома, Честно признаться: это было самое настоящее бегство. Подумав об этом, Нанок покраснел и торопливо оглянулся, словно кто-то мог подсматривать за ним.

На улице никого не было. Возле домов лежали дремлющие собаки, а далеко впереди маячила чья-то фигура. Не желая ни с кем встречаться, Нанок свернул к морю, дошел до маяка и уселся на гальку; Глядя на спокойное море, на низкий, мерный прибой, он понемногу успокаивался и начинал размышлять здраво, стараясь понять, почему так болезненно отнесся Нотанват к предложению продать ярангу.

11

Заполнив полевой дневник, Нанок принялся за письмо к Зине.

«Здравствуй.

У меня уже появилась потребность писать тебе. Вот прошло всего несколько дней, а я чувствую — если не напишу, мне будет не хватать чего-то важного, значительного. Я живу в Чаплино и пока ничего путного не сделал. Думал, здесь-то и осуществится моя мечта — приобрету ярангу. И возможность такая была. Живет тут один чудной старик-оленевод, Нотанватом зовут. Поставил ярангу среди домов. Через неделю переселяется к зятю и дочери. Казалось бы, зачем теперь ему яранга? Предложил за нее деньги, так он такой скандал устроил!

Здешняя заведующая отделением объяснила, что Нотанват чуть ли не первым вступил в колхоз и в партии состоит с тридцатого года. Да, есть еще такие противоречивые натуры на нашей Чукотке. Взять, к примеру, моего отца: присмотреться повнимательнее — не лучше Нотанвата.

Может быть, я уже не понимаю многого, что является естественным для старших. Вроде бы ушел немного в сторону, с другими мерками подхожу к жизни отцов.

Одним словом, Зина, у меня сегодня неважное настроение, и только сознание того, что ты будешь читать мое письмо и, возможно, посочувствуешь, утешает меня. Погода пока стоит тихая, спокойная. Часто хожу на берег моря, к маяку. Иногда там и работаю — записываю.

С утра у меня было хорошее настроение. В здешнем клубе часа три люди пели и танцевали. Это так великолепно, естественно и даже величественно! Я не хочу тебя обижать, но вашему ансамблю полезно кое-что перенять у чаплинцев.