Поляне - [29]

На том послание кончалось.

Власт пришел в ярость. И все же понимал: не хватит у славинов конницы догнать и побить антские дружины. Но тут же подумал, что можно бы сговориться с кочующими у Понтийских берегов гуннскими племенами.

Что ж, получается, не зря душа его в последнее время никак не желала принять этого хваленого Кия! Будто чуяла неладное. Поздновато учуяла! Раньше бы… Сам ведь отдал ему Белославу, сделал зятем своим. Теперь самому и расхлебывать. Ну погоди, зятек лукавый!..

Князь повелел не отпускать пока ромейского посланника, но и не обижать, кормить его и поить, а там видно будет. Тут же, не мешкая, созвал бояр и тысяцких, чтобы решить, кого и с чем отправить слами[39] к гуннам за подмогой. И к прочим славинским князьям. Да заодно, не теряя часу, готовить в поход свою конную дружину…

Славины и гунны догнали замыкающих антов, когда головная дружина Кия приближалась уже к Днепровским порогам. Догнав, для начала потребовали воротить отбитый ромейский подарок — сто персидских коней да два воза с золотом, каменьями и прочим добром. Щек, который вел замыкающую дружину, ответил, что ничего подобного не ведает, и пускай славины спросят у самих гуннов: не они ли отбили тот подарок? Услыхав такой ответ, гунны осерчали и первыми начали сечу. За ними ввязались и славины.

Поначалу потеснили было антов, отбили у них сколько-то возов с добычей и полоном, тут же начали делить, но при дележе меж собой не поладили. А тем временем подоспели, воротясь, конные дружины полян и росичей с самим Кием во главе. Тогда славины и гунны кое-как помирились и снова налетели — толпой несметной, как привыкли.

Кий же выстроил своих антов по-новому, как перед тем на Истре против ромеев выстраивал: по краям от головной дружины два крыла, а за ними еще и запасная сила. Не ведал князь полянский и не мог ведать, что пройдут века, а новый строй его утвердится и не раз принесет победу далеким потомкам антов — на льду Чудского озера, на травах Куликова поля и во многих славных сечах…

Об этот новый антский строй и расшиблись налетевшие тьмы славинов и гуннов, как расшибаются порой взбешенные валы соленых вод Понтийских о невозмутимые береговые камни.

13. Император не спит

Отщелкали, отсвистели свои вечерние песни соловьи и прочие мелкие пичуги. Только хоры невидимых цикад все еще не умолкали, да порой снова и снова подавали голос полуночники-соловьи. Ночь была привычно теплой, но едва ощутимая прохлада, прилетевшая от вод Боспора Фракийского, проникла сквозь затрепетавшую листву зарослей в сад. Император плотнее запахнулся в тонкий шерстяной плащ, накинутый поверх легкой туники, и продолжал шагать по плитам садовых дорожек, чуть задевая плечами ветки кустов — пора их подстригать, садовники избаловались — придется наказывать…

Его не смущали ни черные силуэты деревьев, ни неясные шорохи в их неподвижных кронах, сквозь которые кое-где проглядывали яркие бриллианты звезд — голубоватых, желтоватых, солнечно-белых. Единственное, чего император в последние годы опасался, — это внезапного покушения многочисленных недругов. У какого достойного мужа нет их, недругов? Но сейчас он знал, что всюду, за кустами и деревьями, за каждым углом и каждой колонной, не видимые во мраке, несут свою верную службу его надежные гвардейцы-спитарии, привыкшие к ночным прогулкам «неусыпного» императора, который денно и нощно трудился на благо своей державы и своего народа. Спитарии ничем не выдадут своего присутствия, никак не помешают его раздумьям и никому не позволят помешать, никому не позволят приблизиться к его священной особе.

На спитариев можно положиться, это не схоларии — расфуфыренные баловни именитых родителей, достаточно богатых, чтобы купить своим сынкам придворную должность. Схоларии пригодны лишь к одному: стоять вокруг трона на торжественных приемах, дабы ошеломить своим блеском наивных и впечатлительных варварских гостей. Если каждый спитарий побывал в боях, сумел многих сразить и самому остаться невридимым, то схоларии пуще суда божьего страшились отправки в походы и на рубежи, благодаря чему только и удавалось держать этих разряженных оболтусов в рамках воинской дисциплины и получать доход от их родителей.

Император никогда не забывал, что воспитавший и усыновивший его покойный дядя, прежде чем занять престол, был полуграмотным крестьянином, а императрица — самый любимый им человек в _v этом мире — дочь смотрителя цирковых медведей. Он, как и она, терпеть не мог чванливых и никчемных патрициев, славных лишь заслугами предков. Он никогда не полагался на происхождение того либо иного вельможи, если речь шла о серьезных государственных делах. Как, впрочем, ни на кого вообще, кроме самого себя, предпочитал по возможности не полагаться. Но понимал, что и ссориться с аристократией никакому монарху нельзя. Оттого и терпел многих бесполезных при дворе, и держал при себе пять тысяч их трусливых сынков-схолариев.

И все же… И все же он не мог допустить, чтобы земли и богатства аристократов росли быстрее, чем его собственные. Приходилось подрезать крылышки иным сенаторам. Десять лет назад был издан закон против коррупции