Поляне - [19]
— Да ты погоди, куда вскакиваешь, успеешь… Внимай, что далее было. Значит, вижу его, то есть не то мужа своего, не то отца твоего Рекса. И тут же сестра моя, молодая еще, вроде тебя теперешней. Но в то же время будто не она, а сама ты. То мать, то дочь, одна в другую превращается и обратно. А он, то есть муж мой, и он же отец твой Рекс, подходит к ней, то есть к сестре моей, и вроде как бы к тебе. Подходит и говорит. А голос у него громче Перунова, как у брата твоего старшего Кия, у князя нашего. Такой громкий голос, что мне во сне даже страшно стало. Ну, думаю, это все во сне, а коли во сне, то и страшиться нечего. Сама себя, значит, успокаиваю…
«А у того кмета-сокола, — думала себе Лыбедь, слушая и не слушая старую тетку, — у него какой голос? Наверно, когда какой. В сече лютой — грозный, громче грома Перунова, а со мной — тихий-тихий. Но такой, что услыхать можно. Одна я услышу, никто иной. Тихий и ласковый. Как будто листья на деревьях шепчут. Для одной меня такой голос у него, ни для кого иного…»
— А он, говорю, — продолжала самозабвенно старуха, — гремит страшным своим голосом. И не разобрать, что именно сказать желает, только чую, что гневается. А на кого гневается, не пойму. Кто и чем перед ним провинился? За собой вроде вины перед ним не ведаю. А сестра моя чем провинилась? Может, тем, что не удержала при одной себе, не отвадила от другой жены? Не мне тут судить, на то воля богов. Но только, так мыслю, это ведь отец твой Рекс гневается. А мой муж, выходит, тоже гневается, да только на кого же ему гневаться, ежели нет перед ним моей вины? Это я, значит, во сне так мыслю. Может, мыслю я во сне, он и не на меня вовсе гневается, а на недругов своих, которые меня, горемычную, вдовой оставили, и сыночков моих ненаглядных…
Тут старуха всплакнула, и Лыбедь, сжалившись, уже готова была приголубить ее, утешить, но та тотчас утерла рукавом вышитой сорочки выцветшие очи свои, глотнула воздуха всей впалой грудью и снова заговорила, словно спасаясь разговором от накативших было рыданий. И Лыбедь, опять слушая и не слушая ее, подумала, что тот ее заветный кмет-сокол никакой иной жены никогда себе не заведет…
— Так ты не внимаешь, что ли? Ты внимай, что далее было. Во сне моем, значит. И все ведь я одну и ту же ночь! Ох и натерпелась же я страху! Вот чудится мне, будто не сплю уже, пробудилась. А на самом деле все еще сплю. Сплю еще и сон вижу, только не разумею теперь, что сплю. Заблуждаюсь, значит. Будто не сплю, а так только, не встала еще, лежу на лежанке. И гляжу на стену перед собой. Темень вокруг, а зрю. И на стене передо мной будто светится что-то. Два огонька светятся. Похоже, как волк во мраке глядит. И не волк это оказался, а пес наш. Не нынешний, а тот, который еще при муже моем был, все в лес с ним ходил, на зверя… Ну, мыслю, коли это не волк, а пес наш, то ни к чему мне его страшиться. Хочу окликнуть его, позвать, чтобы признал он меня и не тронул. А голоса нет. Хочу позвать, а никак не получается. Нет голоса, пропал, хоть плачь! А пес уже и не пес вовсе — волк лютый. И не на стене передо мной, а за спиной у меня, перед лежанкой, к очагу поближе. Великий такой, как туренок годовалый. Морду воздел и лает. Не воет, а лает. Хотя не пес уже, а волк. Тоскливо так лает. Тут я приподняться хочу, для чего — сама не ведаю. И никак, представь себе, ну никак головы мне не поднять. Крикнуть — голоса нет. Голову поднять — сил нет. А вместо волка зрю теперь перед собой множество шеломов, копий, мечей, все стены ими увешаны. Темень, а зрю, все зрю. Тут каким-то способом подняла я все же голову, а из-под головы моей… Ведаешь что? Не ведаешь. И не догадаешься. Вспомнить страшно! Из-под головы моей великий-превеликий медведь выскакивает. Я ни жива ни мертва. А он, медведь, будто и не зрит меня, а пошел себе к двери, зашагал прочь. Зашагал на лапах негнучих, высоких, не медвежьих вовсе. И будто не медведь он уже, а человек. Великан! И на карачках от меня уходит, все далее, далее… Будто уже не в доме, а в пещере, и тянется та пещера в нескончаемую черную глубь. И в ту черную глубь уходит от меня то ли медведь, великий, то ли человек-великан на карачках. Тут, сама не ведаю отчего, направляюсь и я туда, за ним вослед. Тоже на карачках. И нет его уже передо мной, не зрю его более, зрю только ход в глубь пещеры, все далее, далее, черно все впереди, и нет тому предела, нет конца. И я уже не шагаю туда, в глубину, а лечу. Будто птаха ночная или кожан, лечу и лечу, во мрак кромешный, и нет мраку тому в глубине предела…
Лыбедь давно поднялась с корзна, скатала его, то и дело порывалась уйти, но тетка все сидела, подняв к подбородку костлявые под юбкой колени, все не отпускала племянницу, раза два даже придержала ее цепкой высохшей рукой. И все говорила, говорила, и не было тому потоку конца, как нет конца и предела воде днепровской.
А Лыбеди так хотелось побыть одной, в тишине, еще хоть немного помечтать о соколе, который однажды обернется яснооким кметом… и встанет рядом… возьмет за руку… поведет за собой… Далеко ли поведет? Не все ли одно! За
В увлекательной исторической повести Б. И. Хотимского рассказывается о начальном этапе жизни восточных славян, о том времени, когда на смену отжившему первобытнообщинному строю приходил новый строй — феодальный. Книга повествует об основании города Киева, являвшегося на протяжении многих столетий столицей влиятельного славянского государства — Киевской Руси.Для среднего и старшего школьного возраста.
Книга рассказывает об известных участниках революции и гражданской войны: И. Варейкисе, М. Тухачевском, В. Примакове и других. Читатели узнают и о мятеже левых эсеров, поднятом М. Муравьевым, судьбе бывшего прапорщика М. Черкасского, ставшего одним из командиров Красной Армии.
Борис Хотимский — прозаик, критик. Особое внимание в своем творчестве он уделяет историко-революционной теме. Его книги «Пожарка», «Рыцари справедливости», «Латырь-камень», «Ради грядущего», «Три горы над Славутичем» были с интересом встречены читателями. В повести «Непримиримость» рассказывается о большевике Иосифе Варейкисе, члене Коммунистической партии с 1913 г., активном участнике борьбы за власть Советов в Подмосковье, на Украине и в Поволжье. Летом 1918 г. под непосредственным руководством председателя Симбирского комитета РКП (б) И. М. Варейкиса была ликвидирована авантюристическая попытка левого эсера Муравьева сорвать Брестский мир; этот героический эпизод стал кульминацией сюжета.
Новую книгу москвича Бориса Хотимского составляют произведения, повествующие о событиях и героях различных времен, но так или иначе затрагивающие острые проблемы современности.Действие повести «Река — Золотое Донышко» разворачивается в первое десятилетие после Великой Отечественной войны, судьбы многих героев подвергаются нелегким испытаниям… «Сказание о Тучковых» посвящено подвигу одного из героев войны 1812 года; «Ноктюрн Бородина» — противоречивым исканиям выдающегося русского композитора и ученого; «Слоны бросают бревна» — произведение, весьма необычное по форме, рассказывает о жизни современных журналистов.Творчество Бориса Хотимского давно привлекает читателей: писатель сочетает интерес к истории со сложными сегодняшними проблемами борьбы за справедливость, за человеческое достоинство.
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».
Роман посвящен судьбе семьи царского генерала Дмитрия Вороновского, эмигрировавшего в 1920 году во Францию. После Второй мировой войны герои романа возвращаются в Советский Союз, где испытывают гонения как потомки эмигрантов первой волны.В первой книге романа действие происходит во Франции. Автор описывает некоторые исторические события, непосредственными участниками которых оказались герои книги. Прототипами для них послужили многие известные личности: Татьяна Яковлева, Мать Мария (в миру Елизавета Скобцова), Николай Бердяев и др.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.