Поляна, 2013 № 03 (5), август - [26]
Очевидно, что подобное строение в значительной степени нивелирует энергию инверсии, заставляя при чтении акцентировать вторую стопу, тем самым переводя Бога на соответствующее ему главное место.
Подчеркну, однако, что в таком свете происходящее видится отнюдь не рассказчику — он-то едва ли не самоустраняется (и практически ничем не выдает своего присутствия[34]), как бы предоставляя ситуации возможность развиваться в направлении, заданном ей самим персонажем. Здесь имеет смысл вновь обратиться к басне «Купец» — в ней фразеологизм Бог послал, вложенный в уста пройдохи, естественно, служит средством характеристики персонажа, который мыслит о Творце исключительно как о подручном, сообщнике в мошенничестве. Причем в рукописи эта мысль звучала более отчетливо по сравнению с окончательным вариантом:
Вместе с тем в обоих — рукописной и печатной — редакциях сохраняется прозрачная фоновая апелляция к фразеологизму олух Царя Небесного: кого же еще мог послать Бог к обманщику, как не Своего олуха! Нельзя в связи с этим не отметить и перекличку с «Вороной и Лисицей»: плутовка недаром предполагает наличие ангельского голоска у обладательницы кусочка сыра. В САР4 словосочетанию посвящена отдельная статья: «Когда говорится о голосе, значит сладостный, весьма приятный, пленяющий, в восторг приводящий. Ангельский голос. Он поет Ангельским голосом» (курсив источника. — А. К.)[35]. Однако, как известно, в переводе с греческого ангел значит ‘вестник’. При этом как основное значение дается следующее: «В священном писании чрез Ангела разумеется существо духовное, умное, первое в достоинстве между тварей»[36]. Думаю, что исключать апелляцию к первичной семантике и учитывать только переносное значение прилагательного ангельский, как это делает Р. С. Кимягарова[37], не вполне корректно: постоянное балансирование на грани прямого и переносного смыслов — важнейший принцип крыловской поэтики. Впрочем, не будем забегать вперед. Пока еще раз подчеркну: поскольку И. А. Крылов рассматривал свои «Басни в девяти книгах» как целостный текст, можно практически утверждать, что выражение Бог послал в обоих случаях («Ворона и Лисица» и «Купец») соотносится со сферой ощущений и оценок персонажей, а не рассказчика.
Важно заметить, что приведенная только что цитата из Писания снабжена в Евангелии от Луки своего рода корректирующим разъяснением: «… когда зван будешь <на брак>, придя, садись на последнее место, чтобы звавший тебя, подойдя, сказал: друг! пересядь выше; тогда будет тебе честь пред сидящими с тобою, ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится» (Лк. 14:10–11). Наша «избранная» героиня, «первая в достоинстве между тварей», как раз возвышает — взгромождает — себя сама (в ранней редакции «возвышение» было обозначено напрямую: «На дерево повыше взгромоздясь») и в результате оказывается униженной[38], тогда как унижающая себя лестью Лисица «возвышается», унося с собой знак высоты и избранности — кусочек сыру… И удалось ей это, потому что плутовка оказалась великолепным психологом и сумела проникнуть в мысли счастливой «держательницы» Божьего дара!
Прежде чем совершить подобное «проникновение» в потаенный уголок сердца несостоявшейся царь-птицы, надо сделать одно немаловажное замечание относительно многострадального глагола, использованного Крыловым для обозначения состояния собравшейся позавтракать героини, — позадумалась. Современному читателю его семантика может показаться совершенно прозрачной, наиболее искушенный, пожалуй, отметит налет разговорности (если не просторечности) или легкий привкус архаичности — редко кто использует его в наши дни[39]. И до такой степени редко, что и в печати, и в устном исполнении его постоянно заменяют более привычным — призадумалась. Более того, составитель «Словаря басен Крылова» ничтоже сумняшеся толкует интересующую нас лексему как ‘задуматься немного, призадуматься’[40], уравнивая семантику двух разных глаголов и превращая их в синонимы, а тем самым фактически узаконивает подмену одного другим.
А делать этого ни в коем случае нельзя. И не только потому, что волю автора надо уважать, так сказать, из элементарной вежливости, но и потому, что речь идет о поэтическом тексте. Современник Крылова английский поэт С. Т. Кольридж как-то поделился своими «домашними определениями» поэзии и прозы, под которыми подпишется любой одержимый высокой страстью «для звуков жизни не щадить»: «Проза — слова в наилучшем порядке; поэзия —
