Поляна, 2013 № 03 (5), август - [20]

А я уже проголодалась… Этот все играет. Попрыгунчик. Жена умирает с голоду, а ему и дела нет. Что там у нас осталось в сумке? Ага! Персик. Ну, милый, извини… Ты ведь не будешь сердиться, если жена твой персик съест? А ты про него и забыл? Очень хорошо… А вон он идет. Наигрался.

— Мурзик!.. Выиграл? Ничья? Идешь купаться? Вспотел? Сразу в воду не заходи. Обсохни сначала, а то заболеешь… — Мужики как дети. Скажешь: не пей отсюда — пьют. Скажешь: это не ешь — едят. Скажешь: не делай так — обязательно так и сделают. А потом удивляются. А я перестала спорить, пусть поступает, как хочет, зато вся ответственность на нем, сам и виноват, себя и обвиняй. А вот и он.

— Что? Уже? Окунулся и назад? Проголодался? Персик? Дорогой, я его съела… Как твой? Разве тебе жалко? Почему это я съела все персики? Ну так пойди, купи еще… Если бы я знала, что тебе жаль для меня персика, я бы не стала есть. Такое впечатление, будто это последний персик на свете… Ну что ты кипятишься? Ну хорошо, я сама куплю тебе персик, хорошо, два. Не в этом дело? А в чем? Да, я хочу знать… Я? Да как у тебя язык повернулся? После пяти лет! Нечего сказать, хороший подарочек на годовщину свадьбы… Спасибо, не ожидала… Нет, зачем же? Не надо мне помогать! Уйди я сказала!.. Извинить? За что? Ты ничего такого не сделал, просто наплевал в душу и все. Да! А ты думал?.. Тебе это будет очень дорого стоить… Нет, свои вещи я понесу сама. Да как ты мог? Вечером в ресторан? Скажи, что ты меня любишь. Ну, хорошо, неси… Ты так обидел меня, дорогой, больше этого не делай… Ну ладно, ладно, я не сержусь, мой котик, поцелуй меня, вот так…

Борис Илюхин

Сонеты

Высокомерный сонет

Ивану Бунину

На мраморной скале за облаками

Наставник мой, философ и поэт,

Для неофитов начертал завет,

Стихами испещрив бесстрастный камень.

Пусть будет незамеченным веками

Моих высоких устремлений след,

Как нисходящий долу горний свет

В чаду лампад не видим дураками.

Восшедший, ты достоин высоты!

Пусть будешь в одиночестве здесь ты,

Но станешь выше праздных нареканий.

Иному за всю жизнь не пережить

Того, что ты умеешь изъяснить

Четырнадцатью чёткими строками.

«Творец, хоть и бессущен, может быть…»

Лиде Лутковой

Творец, хоть и бессущен, может быть,

Как мы, свои заботы чтёт рутиной,

Бессмертье напролёт, как миг единый,

Из атомов свивая жизни нить.

Вот и поэт — нет, чтобы просто жить

Коль с бытием ты связан пуповиной,

Противу правил, вздорно, без повинной

Всё тщится мирозданье сотворить.

Задумано ли эдак от начал,

А не от невниманья к мелочам,

Но в мирозданье завелись поэты.

И ну себе творить на все лады,

Да своевольно так, что жди беды,

Того гляди — Творца сживут со свету.

«В канву творения, в основу всех наук…»

Юрию Нугманову

В канву творения, в основу всех наук

В величественном гимне созиданья

Прообразом восторгов и страданья

Вплетён Предвечным изначальный звук.

Как отраженье всех блаженств, всех мук,

Как всех мечтаний грешных упованье,

Связующие нити мирозданья

Перебирают пальцы лёгких рук.

Всё бытие на шесть певучих жил

В единственной гармонии навито

И вверено взыскующим рукам.

Чтоб музыкант явился и открыл

Всем чудо, что в душе гитары скрыто,

И подарил непосвящённым нам.

Поэт

В безвременье, где вечность и покой,

Где разумом судьбы не омрачим мы,

Где зреют меж блаженством и тоской

Безмолвной прозорливости причины,

Текут неиссякаемой рекой

Непознанных значений величины,

А некто изъяснит одной строкой

Весь смысл, до сей поры неизречимый.

Он источает изначальный звук,

Предвосхищая речь волшбой метафор,

И чувствам нарекает имена.

Не пачкая о глину пальцев рук,

Он бытия неистощимый автор

В назначенные им же времена.

Ираида Сычева

Стеклянная любовь

Деревянная перегородка кухонного буфета разделяла два мира посуды. По давно установленному хозяйкой порядку в нижнем отделении были выставлены предметы ежедневного пользования, наверху хранился праздничный сервиз. Два мира практически не соприкасались друг с другом, да и на столе встречались редко. Впрочем, так как обеденный стол находился вблизи буфета, с полок открывался отличный вид на то, что происходило внизу.

И вот однажды, на один знаменательный праздник, подарили хозяйке удивительную кружечку с блюдцем. Да такую, что краше ее во всем буфете не было. Счастливая хозяйка в восторге от такого подарка поместила ее среди сервиза на самое видное место. Кружечка от всеобщего и пристального к ней внимания со стороны соседей, и так напоминающая дивный цветок на клумбе, расцвела еще больше.

И вот стоит она на полке прекрасная, как будто никого не замечает, но чувствует, что среди любопытствующих взглядов один сильнее остальных. Обернулась она и видит бокал хрустальный, да такой высокий и статный, что глаз не оторвать. Засмущалась кружечка, отвернулась, а сама уже словно не в своем блюдце, так и тянет посмотреть на него снова. И началась с этого времени между кружечкой и бокалом любовь неосязаемая. Бокал на кружечку смотрит и словно сладким вином наполняется, а кружечка крутится, вертится, с какой бы стороны себя лучше показать, да на красавца такого наглядеться. И век бы им так друг на друга любоваться, но случилось с ними непредвиденное. Хозяйка, любившая пить из новой кружечки утром, днем и вечером, решила, что убирать ее каждый день на верхнюю полку не стоит. Тянуться высоко, а снизу брать куда проворнее. И наступили для кружечки и бокала мучительные времена. Лишь издали, пока кружечка на обеденном столе с чаем стоит, перебрасываются они влюбленными взглядами.