Поляна, 2013 № 03 (5), август - [18]

— Слушай, — говорит, — у меня тут наклевывается… Езжай в отель одна.

Я в трансе.

— Как одна? Ведь договаривались вместе.

Я и дороги не запомнила, и стемнело уже, и я накоктейлилась, а она мне говорит, катись, мол, я себе кого-то другого откопала! Чужая страна, мне двадцать пять, мало ли что? Чужой город, все чужое, как добираться до отеля не знаю, адрес не помню, только название — Мурмаши какие-то, страшно, украдут, сколько случаев было… Потом где меня искать? В гареме, в публичном доме, в канаве?.. Ужас!.. Кое-как добралась, подошла к полицейскому, как-то объяснила, что мне в отель надо, он такси остановил, номер записал, я и доехала. Легла спать… Этой шалавы все нет, уж ночь, вдруг, шаги, поднимаются, смеются негромко, ключ щелк, заходят, эта ко мне, спрашивает:

— Ты спишь?

Вот дурацкий вопрос. Ненавижу идиотов, которые будят тебя среди ночи и спрашивают — спишь ли ты! Ну конечно, еще бы! А она думала, я бессонницей мучаюсь без нее? Правду говоря, я не спала, такая я вся была возбужденная, от наглости ее и нахальства.

— Сплю, — отвечаю. А вижу, кавалер-то стоит у дверей, переминается нерешительно. Вот же беспардонность, она его к нам в номер притащила. И что дальше? Мне на улице спать, на балконе, в саду? А им на нашей кровати трахаться? — Большое свинство с твоей стороны, — заявляю, — будить меня посреди ночи. И что тут делает этот молодой человек? Я его не приглашала!

Она говорит:

— Слушай, — говорит, — ты не обижайся, только можно мы в ванную пойдем. Ты не будешь против?

Слыхали? Какая наглость! В ванную! У меня там полотенце, бритва, зубная щетка… Да мало ли что? А они в ванную собрались! Да что это значит?! Притащила какого-то грязного мужика, и в ванную… А куда им еще идти? По территории секьюрити ходят, к нему нельзя, — это она мне потом рассказала, — он с мамой приехал. В его номере мама спит. Пусть бы и шли к его маме в ванную. Вот бы она повеселилась. Порадовалась за сыночка. Мальчику двадцать пять, а он с мамой на курорты ездит. Хорош, нечего сказать. Маменькин сынок. Что-то он такое откаблучил, что мамаша его от себя не отпускала? А может, то и не мама вовсе была. Просто дама старших лет. Сейчас много таких альфонсов ездит по курортам…

Я говорю:

— Ты что? Совсем, что ли? Никаких ванн! Спать! Не хватало еще, чтобы я слушала, как вы в ванной будете развлекаться! Я, — говорю, — от тебя такого не ожидала! Договорились быть вместе, а ты… — ну, в общем, устроила ей сцену. Она повернулась, хахаля за ручку взяла и повела куда-то в холл отеля или в коридор, уж не знаю. Ушли, и то слава Богу. Потом заявилась, спустя час или полчаса, разделась и бухнулась на кровать. Лежим, я не сплю, уснуть же невозможно, сердце стучит. Поворачиваюсь к ней, ну как обычно, спросить, что, как, интересно же… А она уже спит, варежку разинула, даже слюнку пустила. Я наклонилась к ней, все-таки подруга, а я с ней так резко, хотела вроде извиниться, ну и поцеловала ее в щеку, а она во сне дыхнула мне прямо в лицо, и ладно бы перегаром или табаком, — чистой спермой. Она даже зубы не почистила!.. Меня чуть не стошнило. Отвернулась от нее, на самый край, подальше отодвинулась. Ощущение такое, будто вся постель выпачкана… Кое-как домучилась до рассвета и на пляж… А эта проспала до обеда, натрахалась, сучка. Я зашла переодеться, она лежит, довольная, улыбается.

Я говорю:

— Ты хоть зубы почисть!

— А что, — отвечает, — чем тебе не нравятся мои зубы? Или у меня изо рта пахнет?

— Пахнет, — говорю, — не то слово! Вся комната провоняла.

А она улыбается.

— Я помню, — говорит, — как ты меня вчера целовала. Иди, еще поцелуемся.

— Нет уж, — говорю, — спасибо. Я свой рот не на помойке нашла…

Она обиделась. Помню, неделю не разговаривали. Потом, правда, помирились.

Я, конечно, чистюлей была жуткой. Спасибо маман. Чтобы эту их мужскую штучку целовать — ни за что! Табу, нельзя, запрещено… Пересиливала долго себя, все никак не могла. Фильмы, конечно, смотрела разные и, в общем-то, все знала, но это было не для меня. А потом с художником познакомилась, у Грачевой Нинки, кажется, на дне рождения, да точно, в ресторане, еще тогда музыканты ходили между столиков и пели неаполитанские песни… Как его звали? Вот память… Леонид! Чернявенький такой, весь в кудряшках, волосы длинные. Он меня проводил домой и телефон взял. А потом позвонил, и пригласил его картины смотреть. Я пошла. Он говорил выставка, а никого не было, только я одна. А он мне рассказывал о своем новом направлении, которое он сам выдумал. У него все картины нарисованы звездами, а направление называлось звездизм. То есть, натурально, и портреты звездами, и пейзажи. Маленькие звездочки, большие, восьмиконечные, пятиконечные, разные… Помню портрет его мамы звездами, в таких лиловых тонах, она сидит на стуле и руки на коленях сложены, а глаза грустные и светлые… Вот, и я как-то расслабилась, так хорошо стало, спокойно, мягкий диван, полумрак, легкая музыка, курильница с жасминовым маслом, коньяк… А он мне говорил о своем звездизме, о картинах, о выставках, о том, что скоро-скоро прославится и станет великим, и все руку мне целовал, потом колени, а потом я почти случайно немного юбку приподняла и он дальше стал целовать, а я глаза закрыла и откинулась на подушки… А когда очнулась, мне тоже захотелось это сделать, сама джинсы ему расстегнула, а там все оттопырилось… Очень смешно! А он обиделся. Покраснел весь как мак, говорит, что это для мужчины не главное. А я совсем не из-за этого, просто смешно стало, как у него все оттопырилось, а он стоял с таким напряженным и глупым лицом, даже испуганным, как будто боялся, что все кончится слишком быстро… У меня был такой случай. Потом, спустя год. Мне уже тридцатник стукнуло, ухаживал за мной один мужчинка, цветы дарил, звонил, стихи читал по телефону, потом пригласил на выходные в дом отдыха, к нему ж нельзя было, он мамы стеснялся. Он даже раздеться при свете стеснялся, вообще очень стеснительный был. Свет погасили, я легла, он что-то копался долго, в ванную бегал, потом прыгнул ко мне, я чувствую, он дрожит, как девственник, целует меня, руками шарит, потом рванулся, дернулся и затих… После вскочил и в ванную побежал. Я рукой провела, простынь влажная. А он вышел из ванной, в глаза мне боится посмотреть. А я улыбаюсь ему, говорю: это просто от того, что ты меня очень хочешь. И мы с ним тогда до утра про поэзию говорили. Больше, правда, я с ним не ездила.