Полвека с Вьетнамом. Записки дипломата (1961–2011) - [10]

Когда мы были уже наверху и проводник, разведя нас на небольшое расстояние, показал, откуда надо ожидать появления диких животных, разразился сильный ливень. Оставшись один, я начал вслушиваться в доносившийся снизу со стороны деревни шум, который постепенно нарастал. Это, как я потом убедился, ребятишки из соседней деревушки, отчаянно колотя в банки – склянки громкими криками пытались спугнуть какую-то живность и выгнать ее на нас. Не знаю, как мой сосед по номеру, но я, сжимая торгпредовский «Зимсон», из которого еще ни разу не пришлось выстрелить, ощущал легкий мандраж, гадая, какой зверь на меня выскочит. Воображение, подкрепленное рассказами проводника, рисовало картины внезапного появления, откуда не ждали, невероятных размеров хищника. После часа напряженного ожидания заметил впереди нечто метнувшееся в сторону от меня, тут же рядом раздались выстрелы.

Вскоре появились проводник, держа в руках нечто, издали напоминающее лису, и наш охотник. В присутствии набежавших деревенских ребятишек, загонявших для нас животных, проводник торжественно протянул ему охотничий трофей. Наш герой, видимо, немало раздосадованный финалом долгожданной охоты, отвел руку. После долгого обсуждения пришли к заключению, что перед нами скорее всего енотовидная собака, которую тут же передали деревенским ребятишкам. Те ее с радостью взяли и унесли, хотя только что нас хором предупреждали, «это есть нельзя».

На обратном пути в деревню, где мы оставили автомашину, наш охотник впал в какое-то непонятное состояние, принявшись целиться в любую живность – в основном это были мелкие птицы, – которая нам попадалась. Мне немалых трудов стоило отвлечь его от такого намерения.

Возвратившись в Ханой за полночь, передал на руки торгпреду, встретившему нас с нескрываемым облегчением, важную персону в целости и сохранности, как и его любимый «Зимсон» 12-го калибра, из которого мне так и не пришлось сделать ни одного выстрела.

От практики к науке

Собранный во время командировки материал, дополненный документами архива ГКЭС, помог мне в дальнейшем в научной работе. По возвращении в Москву поступил на должность младшего научного сотрудника в Отдел Кореи, Монголии и Вьетнама Института народов Азии Академии наук СССР (вскоре переименованный в Институт востоковедения). Сдав экзамены, был зачислен в аспирантуру «без отрыва от производства» при том же институте.

В Отделе Кореи, Монголии и Вьетнама занялся исследованием проблем хозяйственного развития ДРВ и ее экономического и научно-технического сотрудничества с Советским Союзом и другими социалистическими странами. По этой теме подготовил и опубликовал, в основном в закрытых изданиях, несколько научных работ и подготовил к защите диссертацию. В ней я попытался обобщить и сопоставить практику предоставления социалистическими странами технико-экономической помощи ДРВ, прежде всего Советским Союзом и Китаем, и на основе сравнительного анализа выявить резервы для повышения эффективности нашего двустороннего сотрудничества с Вьетнамом.

Много лет спустя, работая директором 4-го Департамента Азии и позднее Директором 4-го Департамента стран СНГ МИД России, каждый раз приходя на прием или беседу с послом в посольство Армении, расположенное в Армянском переулке, дом 2 (это уникальный в своем роде случай совпадения названия улицы и страны, где находится иностранное представительство), не без волнения переступал калитку старинного особняка в стиле классицизма, с которым связаны мои воспоминания тридцатилетней давности.

Дойдя до середины двора, привычно огибал высокий обелиск с барельефными портретами на его гранях основателей и попечителей частного Армянского Лазаревского училища, построенного в 1813–1815 годах на средства графа Ивана Лазаревича Лазарева (Лазаряна), придворного ювелира Екатерины II, и его семьи. Это фамильное заведение, получившее статус высшего учебного заведения и преобразованное в 1827 году в Институт восточных языков, со временем превратилось в один из крупных центров развития отечественной ориенталистики. Наряду с восточноведческими дисциплинами там преподавались арабский, персидский, турецкий, грузинский, армянский и азербайджанский языки. Среди выпускников института был К.С. Станиславский. Министр иностранных дел России, князь А.М. Горчаков во время посещения 25 марта 1859 года Лазаревского института отметил, что «некоторые из воспитанников института поступили в МИД и министерство чрезвычайно довольно их знанием восточных языков и доброю их нравственностью». После октября 1917 года, претерпев ряд реорганизаций, он в сентябре 1920 года был преобразован в Институт живых восточных языков и после слияния с восточным отделением Московского университета в одно учебное заведение стал Институтом востоковедения. В начале 50-х годов здание в Армянском переулке было передано Институту народов Азии, куда я в 1964 году по возвращении из командировки во Вьетнам поступил на работу младшим научным сотрудником.

Поднявшись по лестнице на второй этаж перед поворотом направо к кабинету посла, невольно оборачиваюсь в сторону двери, за которой небольшую комнату занимал отдел Кореи, Монголии и Вьетнама, где провел два года. А побывав в первый раз на посольском приеме, устроенном на первом этаже в бывшем актовом зале института (там проходила защита моей диссертации), я не мог отделаться от воспоминаний того памятного волнительного дня.