Полуостров загадок - [33]

— Вот глупые! Бродим попусту, как лешие. Разберем, Вадим, хижину — вот тебе и плот. В два счета построим, да еще какой! Бревнища то сухие, как порох, триста лет сушились. Плыви хоть на край света!

Пронзительные вопли Ильи всполошили нас. Он махал платком и кричал тонким фальцетом:

— А яи яи и… Быстро беги… Русский люди хоронила!

В густых зарослях, недалеко от избушки старый следопыт и Геутваль рассматривали, согнувшись в три погибели, древний покосившийся крест. Высокие травы совершенно скрывали одинокую могилу. Холм, кем то давно разрытый, почти сравнялся с землей. На перекладине креста едва проступала надпись, сделанная церковной вязью. Удалось разобрать лишь одно слово.

— Голубка… — громко прочел Костя. — Имя, что ли?

— Не думаю. Слово вырезано в середине строки с малой буквы.

— Смотри: большая медведь давно копала, все украла. — Узловатыми пальцами ламут поглаживал старые царапины от когтей на основании креста.

Я принес шанцевую лопатку и сито. Костя срезал ножом траву, и мы вчетвером снова принялись за раскопки.

В горизонте вечной мерзлоты мы откопали лишь лоскут старинного русского сарафана и длинные пряди русых женских волос.

— Ну и дела! — почесал затылок. Костя. — Откуда женщину сюда триста лет назад занесло?

Чудилась романтическая история давних лет. Удалой казак любил эту женщину. Вместе они прошли всю Сибирь и сложили буйные головушки у подножия Главного водораздела, в ту пору не более известного русским людям, чем для нас с вами Марс или Венера.

Геутваль терпеливо просеивала грунт через тюлевое сито и вдруг обнаружила в сетке потемневшую металлическую бляху, похожую на медаль. Вылили ее, по видимому, из сплава серебра с бронзой. На выпуклой поверхности рельефно выступал рисунок: кентавр пронзал копьем дракона.

Меня поразил византийский характер изображения Непонятно, как попала такая медаль на край света, в дебри Сибири, в могилу доблестной спутницы землепроходца?!

Эвен долго рассматривал находку.

— Совсем такой зверь люди не видала… — растерянно бормотал он.

Больше мы ничего не нашли в могиле. Костя предложил не отдыхать — разбирать избушку и скорее вязать плот. Перевалило уже далеко за полдень.

Работа спорилась. Сняв прогнившую крышу, мы принялись разбирать стены венец за венцом. Скоро образовалась груда бревен, необычайно сухих и легких.

— Эх и плот будет, как пробка, — восторгался Костя, — на крыльях полетите.

Седьмой от верха венец покоился на уровне нар. Топором я стукнул в угол сруба, у самого изголовья нар, и вдруг часть бревна отскочила, как крышка волшебного сундука, открыв выдолбленный в бревне тайник. В углублении, точно в дубовом ларце, виднелся пыльный сверток бересты. Я бросился к нему.

— Эй, старина! Что ты там выудил? — спросил Костя. Клад нашел. Чур на одного!

В берестяном свертке оказался длинный замшевый мешочек, похожий на рукавицу, расшитый знакомым мне узором.

— Удивительно… Посмотри, Костя, индейский кисет. Как он попал сюда?

Год назад по делам Дальнего строительства я летал на Аляску и в Номе в магазине сувениров видел точно такой же узор на изделиях юконских индейцев.

— Вот так российский землепроходец, — усмехнулся Костя. — А ну, сыпь, — подставил он широкую ладонь, — покурим американского табачку.

Но кошель с индейским узором имел слишком древний вид: замша ссохлась и затвердела, местами истлела. Илья протянул свой охотничий нож, острый, как бритва:

— Режь, пожалуйста… смотреть брюхо надо.

Мы столпились вокруг находки. Я разрезал огрубевшую замшу. На ладонь выскользнул массивный золотой перстень с крупным рубином. Шлифованный камень переливался таинственным кровавым светом..

— Какомэй! — воскликнула девушка.

Вот диво… — прошептал Илья. Перстень был филигранной работы. Резчик вправил рубин в золотую корону, а по обручу перстня выточил тончайший орнамент: выпуклый жгут сплетенной девичьей косы. Я осторожно надел перстень на руку Геутваль, и золотая коса обвилась вокруг смуглого пальца. Перстень был ей очень велик.

— Красиво… — проговорила она, поглаживая золотое кольцо.

Костя тряхнул кошель, и оттуда выпал здоровенный ключ с узорчатой головкой, бурый от ржавчины. Такими ключами закрывали замки старинных русских ларцов. Я видел: их под зеркальными витринами Оружейной палаты в Кремле.

— А где сундук с брильянтами? — пошутил Костя. — Эх и везет тебе, Вадим, на клады. Ай… посмотри, бумага тут какая то…

По счастливой случайности, нож прошел мимо аккуратно свернутого пергамента, который сильно пострадал от сырости и плесени — слипся и пристал к истлевшей замше.

Приятель вытащил из полевой сумки пинцет, с величайшей осторожностью извлек и расправил уцелевшие листы документа.

Пергамент был покрыт затейливой славянской вязью. Америкой тут и не пахло,

По характеру письма найденная грамота не отличалась от челобитных Якутского архива. Такой скорописью писали во времена сибирских землепроходцев.

— Ничего не разберу, Вадим, что писал твой землепроходец!

Действительно, буквы славянской вязи читались с большим трудом. Часа два бились над текстом. Расшифровать удалось лишь обрывки разрозненных предложений. Вот что получилось: