Полуночный дождь - [8]

— Блейк, тебе не нужно стараться делать все правильно. Посмотри на нее, она уже забыла об этом, — сказала я, глядя на Пи, которая сейчас примостилась с краю белого кресла и была полностью поглощена мультиком.

— Нет, я не забыла. Я просто хочу сначала посмотреть это, — заверила меня Пи.

— Да, и ты не всегда будешь прав, — признала я, когда Пи подставила меня, обратив на меня все свое внимание.

— Ты хочешь остаться в Нэшвилле? — спросил Блейк, заменив руку Пи своей. Теперь мои руки были похожи на маленькие ручки Пи в моих руках. Сжав пальцы, он почти заставил их исчезнуть.

— Можем мы просто подождать, пока не доберемся туда, Блейк? Я не знаю, чего хочу. Я даже не знаю, что происходит вокруг. Мне просто нужно погрузиться в это, промариноваться. Я не знаю.

— Но ты хочешь меня?

Черт. Я не хотела этого делать. Не сейчас. Никогда.

— Это всего лишь турбулентность, Макайла, — успокоил меня Блейк, сжав немного мою руку. Мое тело сразу же напряглось, когда самолет задергался. — Я чувствую, что что-то произошло, пока мы были в разлуке.

— Нет, это не так, Блейк, — тихо ответила я. Как, черт возьми, я должна объяснить ему, не рассказав об этом? Я не могла просто вывалить это на него. Что я должна была сказать? Кроме того, если бы он узнал правду, он заставил бы меня пойти к врачу. И именно это я бы отказалась сделать. Я бы не стала тратить свои последние дни на земле на пребывание в больнице, подвергаясь уколам и капельницам, теряя волосы и вес, этого я не могла себе позволить. Я никогда бы не стала таким человеком, и Блейк с Пи не стали бы свидетелями этого. Ни за что на свете я не позволила бы этому случиться. Не в этой жизни.

— Тогда, что это? У нас все хорошо?

— Можем мы поговорить об этом позже, когда не будем на волоске от смерти?

— Да, ладно, — грустно ответил Блейк. Я не пыталась изменить что-либо между нами. Я просто не могла дать ответы на вопросы о несчастливом будущем.

— Расскажи мне что-нибудь о Дженни.

Блейк растеряно посмотрел на меня. Уверена, я бы тоже растерялась. Продолжительность концентрации внимания у меня была еще хуже, чем у Пи.

— Зачем?

— Хочу узнать ее. Хочу, чтобы Пи узнала ее. Сара показала мне фотоальбом, моя мама была на многих фотографиях там.

— Она рассказывала о твоей маме, — тяжело вздохнув, сказал Блейк. Я знала, что смущала его; я даже себя сбивала с толку. Я прижалась к его груди, и он обнял меня. Это ощущалось так правильно; мое тело идеально подходило ему, и мои пальцы с легкостью сплелись с его, как будто там было их место.

Я смотрела на ясное голубое небо, и мое сердце привязалось к этому мужчине немного больше.

— Она рассказывала? Расскажи мне, что она говорила.

— Порхающий мизинчик, — рассмеялся он.

Я тоже засмеялась.

— Ты об этом знаешь? Это секрет моей мамы. Благодаря ему она была лучше всех. Знаешь, не каждый может это сделать? — Я улыбнулась, вспоминая порхающий мизинчик моей мамы. Вся фишка заключалась в выборе правильного момента, и это трудно было сделать. Вы должны были знать, когда нужно его использовать, или звучание будет таким, словно вы облажались. Вы слегка задеваете клавишу до того, как выдаете реальную ноту. Именно пауза между нотами создавала музыку. Я уверена, что моя мама научилась этому у кого-то еще, но я также убеждена, что Дженни узнала этот секрет от моей мамы, а Блейк узнал его от Дженни.

— Да, она была супер. Я не могу сделать этого. Думаю, мои пальцы слишком большие, — признался Блейк, проводя туда-сюда своим мизинцем по моему соску, который сразу отреагировал на ласку.

— Блейк, перестань, — тихо произнесла я. Я знала, что каждый сантиметр моего тела, к которому прикасался Блейк, был связан с возбуждением, растущим у меня между ног, но Святой Боженька. Мой напряженный сосок был напрямую связан с клитором. Я почувствовала пульсацию между ног, когда он ущипнул его, отчего тот затвердел словно камушек, пока теплое дыхание Блейка обдувало мои волосы. Я убрала его руку, когда он обхватил и сжал мою грудь. Господи. Мы должны были заняться сексом.

Признавая то, что мы уже и так знали, Блейк вздохнул.

— Мы должны держаться на расстоянии друг от друга.

— Расскажи мне о том дне, когда ты встретил Дженни. Сколько лет тебе было?

— Двенадцать, я рассказывал тебе об этом.

— Но не саму историю. Расскажи мне эту историю.

— Я никогда не хотел играть на фортепиано. Меня заставили играть, как только я мог сидеть на скамье. Мой отец не хотел иметь сына, который не умел играть на фортепиано.

— Он заставлял тебя играть?

— Типа того. Я никогда не говорил ему, что не хочу это делать. Я просто бунтовал, пытаясь показать ему свое нежелание.

— Как? — спросила я, проводя пальцами по его руке.

— Когда мне было семь, я сломал эти два пальца, взбираясь на дерево, сломал оба запястья, пытаясь перепрыгнуть через машину на велосипеде, а потом повредил копчик, пытаясь покачаться на виноградной лозе, из-за чего не мог сидеть на жесткой скамье. Я боролся с ним всеми средствами, чтобы не заниматься, но никогда не говорил ему, что не хотел играть.

— Ты подошел к этому серьезно, — поддразнила я его.

— Пока Дженни Линн Холден не вошла в аудиторию со своей мамой.