Полуночные признания - [26]

– Довольно необычно, – произнес Зак, – что представитель такой состоятельной семьи стал доктором.

– В этом нет ничего особенного. – Она начала бинтовать его грудь. – Есть доктора и среди других плантаторов.

– Но де Бове не только плантаторы.

Эммануэль пожала плечами:

– Филипп был четвертым сыном. Он никогда не надеялся что-либо унаследовать. – Завязав кончики бинта, она выпрямилась. – Как оказалось, он был прав.

На фоне золотистой кожи, которую можно встретить у потомков жителей Средиземноморья, повязка просто сияла белизной. Зак сидел на краю стола, свободно свесив руки; его обнаженная грудь слегка поднималась придыхании. Эммануэль снова почувствовала неловкость от того, что они наедине, и от этого странного, запретного влечения к мужскому телу.

– Как вы думаете, кто мог использовать арбалет? – тихо спросил он.

Вопрос был задан так внезапно, что Эммануэль сделала шаг назад и глубоко вдохнула.

– Месье?

– Это необычное оружие, – сказал он достаточно дружелюбно. – Тем не менее, вы стразу определили стрелу из арбалета. Даже при том, что она была маленькой и с серебряным наконечником.

Нет смысла отрицать это, подумала Эммануэль, но и правду сказать невозможно, или по крайней мере всю правду. Она молча смотрела, как майор взял рубашку и, морщась от боли, стал натягивать ее на себя. Он делал это медленно и неловко, поскольку рана была болезненной. Если бы перед ней был кто-то другой, она бы помогла ему одеться. Но сейчас Эммануэль не двинулась с места.

– Филипп… – наконец произнесла она, сжав пальцами черную ткань юбки, – Филипп часто охотился с арбалетом. Это… было ему интересно.

Его брови сошлись, образуя вертикальную складку.

– Ваш муж?

– Да.

Майор перестал застегивать мундир и выпрямился.

– Вы уверены, что он мертв?

Это прозвучало как будто случайно, но Эммануэль словно ударили, наполнив страхом и целым вихрем предположений. Как часто она снова и снова спрашивала себя: «Кто?» В глубине души она была уверена, что Генри убили по ошибке, что целились в нее, – иона долго думала: кому она встала на пути? И вот теперь возникла ужасающая мысль, что Филипп…

Но он мертв.

Эммануэль наклонилась, чтобы поднять ножны майора-янки. Они чуть поблескивали в свете, угрожающие и смертоносные.

– Если вы спросите, видела ли я тело, то я отвечу, что нет. Вам следует поговорить с теми янки, что воевали в Байу-Креве. Это они убили его. – Она взяла саблю.

Ее взгляд был пронизан презрением к этому человеку, его форме и должности. Ненависть прозвучала и в ее голосе, когда она произнесла: – Они его и похоронили.

Глава 10

Эммануэль не стала прощаться с майором, когда Ганс помогал ему подняться на лошадь.

Она пошла на второй этаж взглянуть на Эмиля Руана, молодого солдата конфедератов. Именно с этой целью направлялась она в больницу, когда увидела страшную сцену на улице Конти. Но еще на лестнице ее внезапно охватила дрожь – столь сильная, что пришлось прижаться спиной к стене и закрыть глаза. Подозрения, что Генри Сантер умер вместо нее, были не напрасны. Кто-то, не только знающий, как стрелять из арбалета, но и где найти его – достаточно маленький, чтобы легко спрятать, но и смертоносный, – хотел именно ее смерти.

Только двое мужчин могли быть причастными к этому. Первым был Антуан Л а Туш, который охотился в болотах и протоках Бо-Ла со своим двоюродным братом Филиппом, когда тот был ребенком, и подарил ему арбалет. Но у Антуана не было причин желать ее смерти. А вот у Филиппа…

Нет, решила Эммануэль, оттолкнувшись от стены и двинувшись вверх по лестнице, нужно гнать прочь эти мысли и не поддаваться унизительным мгновениям слабости и страха. Антуан не способен совершить убийство. А Филипп мертв.

Она нашла лейтенанта Руана изнемогающим от лихорадки. При появлении Эммануэль он начал умолять ее сделать что-нибудь, чтобы отступила боль в ампутированной руке. Эммануэль и Ганс работали четыре часа, обмывая разгоряченное тело лейтенанта водой с уксусом, и дали ему опиум. Когда на смену пришел Рудольф, массивный негр из Сенегала, помогавший в больнице уже более десяти лет, Эммануэль устало поплелась домой, чтобы немного поспать.

В больницу она вернулась в десять, сразу после похоронной мессы по Генри, но к этому времени Руан уже спал вечным сном. Впрочем, она заранее знала, что рассвета он не увидит.

Эммануэль опустилась на потертый, обитый кожей стул в кабинете Генри. Ее руки безвольно лежали на коленях, глаза устремились на буйную листву банановых деревьев и бегонии, что нависали над стеной, окружающей больничный двор, но ничего не видели. Вдруг кто-то за спиной произнес:

– Сон – это не прихоть, моя дорогая. Ты выглядишь как бродяга.

Эммануэль обернулась.

– Антуан! – обрадовалась она и поспешно поднялась, чтобы пожать его руки и поцеловать в щеку, как принято во Франции при встрече друзей. Она никогда не понимала сдержанных американцев, которые старались даже не касаться друг друга. – Спасибо тебе за приход.

Антуан посмотрел на нее сверху вниз. Он улыбался, но глаза были серьезными. Эммануэль вспомнила, как она, хоть и на одно короткое мгновение, заподозрила его в попытке убийства, и смутилась.