Полуночное солнце - [73]
И старик бессмысленно повторял ненужные слова, холодные слова, какими никак нельзя было передать великую нежность к этой женщине, надломленной горем.
Она плакала. Она вспоминала всю свою жизнь и плакала, а он говорил ей одно и то же:
— Не бойся.
Проклятые, мертвые слова! Разве она кого-нибудь боялась? Ей было только очень тяжело, ибо человек живет на земле только раз, и ему обидно, если одно горе оставила ему в наследство судьба или бог, если он есть на самом деле.
Степанида уже не плакала. Она рассеянно перебирала в своих руках шитье Нябинэ и по-прежнему смотрела в огонь.
— Тэнэко здесь? — неожиданно спросила она. — Я видела его нарты.
— Здесь, но он спит, — торопливо ответил Окатетто. — Я забыл тебе об этом сказать, — смутился он.
— Я его очень люблю, — тихо сказала Степанида. — Я бы все отдала за него и была бы только счастлива от этого. Я даже помню песню, какую ему спела однажды.
— А ты спой ее, и тебе будет легче, — посоветовала Нябинэ.
— Не бойся, — сказал Окатетто, — не бойся.
— Мне уже поздно бояться, — грустно улыбнулась Степанида. — Только вы можете понять меня и не засмеетесь над тем, что я вспоминаю все это. Ведь мне все дорого, чего касались его руки и что слушали его уши.
И, точно боясь раздумать, она неуверенно запела песню. И вновь сосущая душу тоска охватила старого Окатетто. И хотя в песне пелось совсем не о жизни Окатетто, ему казалось, что Стеша поет о нем, только о нем. И вставала в песне бесприютная и безрадостная жизнь многих Окатетто, и не было солнца в ней, а была великая и глухая ночь, удушливая ночь и тоска.
А Степанида пела о безысходной любви к парню, лучше которого не было, наверное, ни в одном стойбище на земле:
Последние слова песни Степанида не пропела, а прошептала с такой силой своей неутешимой тоски, что женщины, спрятавшиеся в полусумраке чума, заплакали.
«Ведь у каждого человека когда-нибудь да было горе», — думал Окатетто, понимая их чувства.
Но больше всего был потрясен Тэнэко. Он поднялся со шкур и с нескрываемым удивлением посмотрел на женщину. Он теперь верил тому, как его любит Стеша. Он робко посмотрел в темноту и почувствовал, как ему трудно сейчас сказать ей хоть одно слово.
— Не надо об этом говорить при всех, — сказал он смущенно и тотчас же спрятался в темноту.
— Тэнэко, — еле слышно произнесла Степанида. — Тэнэко, — сказала она, протягивая к нему руки.
Они помедлили в пространстве и упали на колени.
— Не сердись на меня, Тэнэко. Прости меня. Я так тебя люблю, что готова об этом кричать перед всеми людьми, пусть их будет даже так много, как на празднике оленя. Ты обиделся на меня, Тэнэко?
— Не бойся, — сказал Окатетто и прислушался к шороху чьих-то крадущихся шагов. — Не бойся, — повторил он, и рот его от изумления и страха остался открытым. — А!.. А!.. — вырвался у него крик ужаса.
В чум на цыпочках вошел бежавший из тюрьмы черный шаман Васька Харьяг, бывший хозяин Окатетто.
Человек вошел, легко ступая по земле крадущейся кошачьей поступью. Он острым взглядом окинул чум и, успокоившись, протянул руку старику.
— Много лет жизни, Окатетто! — прохрипел он. И, кивнув на съежившуюся Степаниду, невесело засмеялся: — И ты здравствуй! Ждала моей смерти, думаю, однако? А?
— Она хорошо себя вела, — сказал Окатетто, — зряшное-то зачем говорить, Василий.
Шаман сел у костра и вытащил из-под дырявой малицы полбутылки водки. Губы его дернулись, когда он угрюмо бросил в тишину фразу осипшим голосом:
— Пей, старик. Что нам с тобой делить! — И сам наполнил чашку, лежавшую на досках у костра. — Пей!
— Не надо! — крикнула Степанида. — Не надо!
— Молчи! — сквозь зубы процедил Васька Харьяг. — Молчи, дохлая нерпа!
Былая покорность возвратилась к Степаниде. Она отползла к Нябинэ.
Окатетто, не отрывая глаз от своего бывшего хозяина, опорожнил чашку.
— Ты бежал? — спросил он.
Васька Харьяг не ответил. Его черные шаманьи глаза смотрели в глаза Окатетто, и старик суеверно опустил свой взгляд. Шаман выпил чашку, исподлобья следя за женой. Истощенное лицо его с резко торчащими скулами покрылось потом. Голова качнулась, и вскоре он тупо смотрел на огонь, как сильно опьяневший человек.
— Окатетто, — наконец сказал он, — я пришел рассчитаться за мою жизнь. — И, неуверенной рукой отвернув полу малицы, он вытащил из брюк револьвер в кожаной кобуре. — Вот, — продолжал он, — я убил милиционера и взял у него это.
Старик в страхе отодвинулся в темноту, а Степанида прижалась к Нябинэ.
— А! Боишься? — тихо спросил Васька Харьяг, и от его улыбки холодок пробежал по телу Окатетто. — Не бойся. У меня мало патронов. Я их не буду тратить попусту.
— Ты хочешь стать убийцей? — еле слышно спросил старик.
— Я хочу расплатиться за обиды, за все обиды, — сказал Васька Харьяг, поглаживая револьвер. — Я хочу расплатиться с Тэнэко за то, что он организовал колхоз; с русской учительницей Тоней Ковылевой за то, что она привезла Красный чум и стала в нем обучать грамоте ребятишек и непокорности женщин. Мне надо расплатиться с судьей, с председателем тундрового Совета. Мне надо расплатиться со всеми, кто сделал меня несчастным человеком.
Иван Николаевич Меньшиков, уроженец Челябинской области, погиб в 1943 году на земле партизанской Белоруссии при выполнении ответственного задания ЦК ВЛКСМ.В новую книгу писателя вошли повести и рассказы, отражающие две главные темы его творчества: жизнь ненецкого народа, возрожденного Октябрем, и героизм советских людей в Великой Отечественной войне.
Шла Великая Отечественная война. А глубоко в тылу ученики железнодорожного училища решили отремонтировать для фронта старый паровоз.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.