Полундра - [52]

— Дядя Андрей, я…

Но договорить она не успела. Потому что в этот момент дверь палаты открылась и в нее вошла госпитальная сестра милосердия, держа в руках мобильный телефон. Приветливо улыбнувшись, она подала мобильник девушке.

— Да? Да, это я… Здравствуй, Боря… Ты? Ты здесь? — На мгновение девушка растерялась, в глазах ее появилось выражение страха. — Да, хорошо, — проговорила она в трубку. — Хорошо, я приду к тебе в номер. Да, сегодня же… Да, запомнила: отель «Меерсван», ты остановился в шестьсот шестом номере. До встречи… — И она выключила мобильник, подала его сестре милосердия, которая, еще раз улыбнувшись и словно не замечая, как напряженно замерли лица всех находящихся в палате, вышла.

— Стариков? — сурово спросил каперанг, пристально глядя на девушку.

Та в ответ кивнула.

— Он велел мне прийти к нему в гостиницу…

— Сегодня?

Девушка снова молча кивнула.

— Ну вот и отлично, — хладнокровно заметил каперанг. — Отдашь ему деньги, скажешь, что ты ему больше ничего не должна. Потребуй, чтобы он оставил тебя в покое!

Девушка молчала в нерешительности, переводя взгляд с одного старика на другого.

— Я пойду с тобой, дочка, — вдруг сказал старик, скидывая одеяло и сев на постели.

— Ты с ума сошел, папа! — воскликнула было девушка. — Ты еще слишком слаб…

Но старик жестом остановил ее.

— Не бойся, я уже могу ходить, — спокойно сказал он. — Но одну тебя для беседы с этой мразью отправлять нельзя, это точно. Мало ли что он вздумает с тобой сделать…

— Верно, каплей! — одобрительно сказал инвалид. — Будь поблизости от того номера, где они будут разговаривать. Завтра утром я снова зайду к вам, в эту клинику. Вы ведь после разговора снова сюда вернетесь, верно?

— Конечно, командир, — отвечал каплей Назаров, — придется вернуться. Совсем меня выписывать врачи пока не хотят — говорят, курс лечения надо завершить.

— Смотри, Сашка, будь осторожен! — напутствовал его инвалид.

— Буду, командир, — отвечал старик. — Дочка, где моя уличная одежда?

И пока старик осторожно, боясь задеть едва затянувшиеся операционные швы, надевал свой костюм, бывший каперанг Павлов, сидя в инвалидном кресле, покачивая головой, молча наблюдал за ним.

ГЛАВА 27

Отставной прапорщик Виктор Урюпин по кличке Витька-прапор до того, как стать членом банды Баташева, работал водолазом-инструктором, считался одним из лучших специалистов в Кронштадте. Его водолазная квалификация ценилась столь высоко, что, несмотря на склочный и вспыльчивый характер прапорщика, никаких проблем с начальством у него никогда не возникало. Тем не менее Витька-прапор все-таки предпочел уйти в банду своего бывшего начальника и сослуживца Игоря Баташева. В банде Баташева Витьке под воду более опускаться не приходилось, зато его доля от разного рода бандитских операций в несколько раз превышала месячный оклад на флоте, так что прапор изо всех сил делал вид, что не жалеет о смене профессии. И даже пытался убедить в этом самого себя. Однако в глубине души все-таки сознавал, что, оставив тяжелую, опасную и низкооплачиваемую службу, он что-то утратил в своей жизни, потерял что-то важное, без чего не мог по-настоящему жить. Иногда он рассказывал своим братанам, что ему снилось, как он снова служит во флоте и готовится к опасному погружению. Братаны сочувственно качали головами, думали, что человека мучают неприятные воспоминания. На самом же деле Витька-прапор после таких снов ходил грустный. Не признаваясь в этом сам себе, он тосковал по морским глубинам и очень жалел, что больше ему спускаться под воду, скорее всего, не придется никогда.

Поэтому Витька-прапор был немало обрадован, узнав, что бандитские фантазии их «адмирала» привели их всех на борт небольшого задрипанного траулера. И радость его была еще больше от того, что в числе взятого на борт оборудования и снаряжения он случайно обнаружил гидрокостюмы и баллоны со сжатым кислородом. «Адмирал» был человек скрытный, и спрашивать его, зачем ему все это понадобилось, было делом совершенно бесполезным. Тем не менее сам факт того, что водолазное снаряжение оказалось на борту их посудины, заставляло надеяться, что какие-то погружения предполагались. Это наполнило душу Витьки-прапора радостным предвкушением того, что его мечта наконец-то сбудется. Конечно, в один прекрасный момент все эти надежды оправдались. Хмуро глядя на Витьку-прапора, «адмирал» объявил, что тот должен идти готовиться к погружению. При помощи братанов он надел гидрокостюм, нагрудник, нацепил баллоны. К задаче, которую поставил ему «адмирал», он отнесся своеобразно. Неприятнее всего ему показалась необходимость плыть самому три мили до гидрографического судна, но подходить ближе к нему «адмирал» отказался наотрез. Сообщение о том, что там, на дне Норвежского моря, лежит отмеченный буями затонувший эсминец, привело Витьку-прапора в восторг — такого рода приключения были ему по душе. Требование «адмирала» спуститься в артпогреб эсминца и посмотреть, есть ли там цинковые герметически запаянные ящики, не смутило его ничуть. Витька-прапор прекрасно осознавал, насколько это предприятие опасно. Но рисковать собственной жизнью было в его характере, а опасность странным образом не пугала его, а, наоборот, веселила и повышала настроение. Об этой особенности его характера знали практически все в банде Баташева. Много раз братанам приходилось наблюдать, как во время драки на ножах (именно в одной из таких драк «старпому», ближайшему подручному Баташева, рассекли бровь) обычно угрюмый и мрачный Витька-прапор как-то странно оживлялся и даже начинал посмеиваться. И чем опаснее были удары, которые ему каким-то дьявольским образом удавалось отводить, тем больше веселился он, и каждую новую остервенелую попытку своего противника лишить его жизни встречал хладнокровными, точными ответными действиями и — веселым смехом. Этот смех сводил противника Витьки с ума. Из-за этого смеха в банде Баташева Витьку боялись едва ли не больше, чем самого «адмирала».