Полудевы - [3]
– Даже если будут гости?
– Даже и тогда. Впрочем, тогда еще никого не будет.
– Кто это к тебе придет? – спросила мать, с трудом приподнимаясь в кресле.
– Ты не знаешь… Это монастырская подруга, которую я не видела с самого выпуска.
– Что же ей от тебя надо?
– Да я не знаю, – сказала Мод нетерпеливо. – Знаю одно, что ей надо меня видеть.
– Как ее зовут?
– Дюруа… Этьеннет Дюруа.
Мадам Рувр с минуту припоминала:
– Этьеннет Дюруа… не помню…
– Ты никогда ничего не помнишь, – с досадой проговорила дочь.
Прервав разговор, она отошла поднять занавеску и взглянула на улицу, слегка усыпанную снегом, несмотря на яркий солнечный день; по ней сновали кареты с поднятыми стеклами и спешили закутанные в меховые воротники прохожие.
Горничная между тем продолжала стоять на пороге маленького салона.
– Я больше не нужна вам, мадемуазель? – наконец спросила она.
– Нет, – ответила Мод…
– Отведи меня в мою комнату, – сказала мадам де Рувр, вставая. – Скажи, Мод…
– Что, мама?
– Мне ведь незачем спешить, не так ли?
– Нет. Оставайся в своей комнате, пока не приедет мадам де Шантель; тогда я пришлю тебе сказать.
– Хорошо… Пойдемте, Бетти. – Дайте мне руку.
Она уходила через большой зал, опираясь на руку горничной; левая нога ее волочилась. Прежде чем выйти, она обернулась.
– Мод?
– Что, мама?
Она подошла к матери, стараясь скрыть свое раздражение. Больная подыскивала слова, как будто не решаясь сказать то, что хотела.
– Ты помнишь ту эгретку? Стразовую, что мы видели на днях в «Японской старине»?
– Помню… Что же дальше?..
– Видишь… я забыла сказать тебе: я написала, и мне сегодня вечером доставят ее.
Мод мгновенно вспыхнула; на лбу собралась складка, глаза потемнели.
– Но ведь это нелепо!.. Ну, скажи мне, – прибавила она, подавляя свой гнев, – на что она тебе?..
– Собственно, большой надобности мне в ней нет, – ответила мадам де Рувр, – мне просто захотелось иметь эту вещь. Ведь, я так мало имею удовольствий, не правда ли? Вместе с тем, принесут также и счет. Надеюсь, нам все равно, 300 франков больше или меньше?
Мод промолчала; мать вышла, а она вернулась в маленький салон. Ей попалась на глаза тоненькая деревянная ручка на письменном столе, воспоминание о каком-то курорте; она взяла ее, но пальцы у нее так дрожали, что она переломила ее, а обломки полетели в камин. Бетти опять вошла.
– Мадемуазель…
– Что, уже пришла молодая особа?
– Нет, мадемуазель, пришел господин Жюльен.
Мод с досадой ударила рукой по мраморной доске камина.
– Оставьте вы эту привычку говорить «господин Жюльен»; называйте его «господин де Сюберсо». При гостях это особенно неприлично… Почему же не идет господин де Сюберсо?
– Жозеф отворил ему… Он не знал, где вы, и господин Жюль… господин де Сюберсо прошел без доклада в вашу комнату.
Бетти проговорила это совершенно просто, и Мод, по-видимому, нисколько не удивилась.
– Скажите ему, что я ожидаю его здесь.
Оставшись одна, она посмотрелась в каминное зеркало без всякого кокетства, просто по привычке светской женщины, которая в первый раз в этот день предстанет глазам мужчины, все равно будь это брат или старый друг.
Спустя минуту, другую, на пороге маленького салона появился Жюльен Сюберсо; ему было не более тридцати лет, одет он был очень изысканно, высокого роста, сильный и худой, лицо матовое, почти без усов, но с прелестными темными, несколько длинными волосами, спускавшимися на воротничок. Это неправильное лицо с узким подбородком, тонкими губами, строгой формы носом, было бы почти сурово, если бы не озарялось прекрасными светло-голубыми глазами, нежными и с выражением нерешительности, как у женщины.
Мод обернулась и окинула его тем восторженным взглядом влюбленной, которая с удовольствием видит, что любимый человек и на этот раз так же изящен и красив, как раньше.
Он взял протянутую ему руку и почтительно поцеловал.
– Здравствуйте, мадемуазель!.. Как ваше здоровье?
Беглым взглядом он оглядывал салон и соседнюю комнату.
– Здесь никого нет… – проговорила вполголоса Мод.
Тогда он привлек ее к себе, прижал, расцеловал шею, глаза, щеки, пока губы их не встретились и не слились в продолжительном жарком поцелуе.
Наконец, они оторвались друг от друга.
Мод, с немного зардевшимся лицом, подошла к зеркалу и поправила волосы и несколько сбившиеся складки корсажа. Сюберсо опустился в кресло возле письменного стола и молча любовался ею.
Она стояла рядом с ним, опираясь о спинку кресла.
– Мод!.. дорогая Мод!.. – шептал в порыве страсти молодой человек.
Она смотрела ему прямо в глаза и тихо, но внятно, едва, шевеля губами, проговорила:
– Я люблю тебя!
В эту минуту с её глаз, со всего лица и всей фигуры слетел тот неопределенный ореол девственности, который окружал ее, пока она писала за этим столом в присутствии матери. Теперь она казалась женщиной, с пламенем в глазах и какой-то покорностью в позе, изобличавшей девушку, знакомую с прелестью мужской ласки.
Жюльен отвечал:
– Я жаждал услышать это от вас… я так скучал с нашей последней встречи у Реверсье.
Она села в кресло и, устремив на него нежный взгляд, сделавшийся теперь ясным, спросила:
– Опять проиграл?
– О, нет… Наоборот… Вот посмотрите, что я сделал за ночь.
Один мужчина и две любящие его женщины. Банальная интрига, разрастается в полную драматизма, поучительную историю. Великолепно построенный, с элементами эротики, сюжет превращается в роскошный психологический рассказ-исповедь героинь, сломленных всепоглощающей страстью к любимому человеку.
Она – тюрингская принцесса, а я, намного моложе её, и ещё я – француз, а она немка, немка до кончиков мизинцев.«Неужели же я менее свободен, чем думаю сам?» – спросил я сам себя и… не мог ответить себе на этот вопрос.
Сборник повестей о любви признанного мастера любовно-психологических произведений, французского писателя Марселя Прево. Повести Прево посвящены проблемам взаимоотношений полов, – исследуют, преимущественно, женщину, открывая читателю самые потаенные уголки ее души и сердца.В сборник Марселя Прево включены роскошные повести о любви – «Сладкоежка», «Желтое домино» и «Куколка».
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
Проспер Мериме (1803—1870) начинал свою литературную деятельность с поэтических и драматических произведений. На основе обширного исторического материала писатель создал роман «Хроника царствования Карла IX», посвященный трагическим эпизодам эпохи религиозных войн XVI века. Но наибольшую популярность завоевали новеллы Мериме. Галерея ярких, самобытных, бессмертных образов создана писателем, и доказательство тому — новелла «Кармен», ставшая основой многочисленных балетных, оперных, театральных постановок и экранизаций.
Оптимизм, вера в конечную победу человека над злом и насилием — во что бы то ни стало, при любых обстоятельствах, — несомненно, составляют наиболее ценное ядро во всем обширном и многообразном творчестве С. Вестдейка и вместе с выдающимся художественным мастерством ставят его в один ряд с лучшими представителями мирового искусства в XX веке.
Джона Апдайка в Америке нередко называют самым талантливым и плодовитым писателем своего поколения. Он работает много и увлеченно во всех жанрах: пишет романы, рассказы, пьесы и даже стихи (чаще всего иронические).Настоящее издание ставит свой целью познакомить читателя с не менее интересной и значимой стороной творчества Джона Апдайка – его рассказами.В данную книгу включены рассказы из сборников "Та же дверь" (1959), "Голубиные перья" (1962) и "Музыкальная школа" (1966). Большинство переводов выполнено специально для данного издания и публикуется впервые.
Большой интерес для почитателей Л.-Ф. Селина (1894–1961) – классика французской литературы, одного из самых эксцентричных писателей XX века – представляет первое издание на русском языке романов «Феерия для другого раза…» и «Бойня».Главные действующие лица «Феерии…», как и знаменитой трилогии «Из замка в замок», «Север», «Ригодон», – сам Селин, его жена Лили-Арлетт и кот Вебер. А еще Париж, в апреле 1944 г. подвергшийся бомбардировкам американских и английских ВВС. Обезумевшие соседи, вороватые консьержки, беженцы, одичавшие животные – огромная и скорбная процессия живых и мертвых проходит перед Селином.
Эпоха, в которую жил и творил Мариано Хосе де Ларра (1809–1837), один из наиболее выдающихся представителей испанской литературы и общественной мысли XIX столетия, была одной из самых трогательных и поучительных глав современной истории. Талант писателя созревал под прямым воздействием бурных событий его времени, а его литературное наследие, запечатлев наиболее яркие и существенные черты этого времени, сохранило свою актуальность и живой интерес вплоть до наших дней.В сборник избранных сатирических очерков и статей Мариано Хосе до Ларры, предлагаемый вниманию читателей, включены переводы наиболее значительных публицистических произведений испанского писателя.