Полтора квадратных метра - [23]

Стенин полез в планшетку и вынул актовую книгу.

– Так с чего начнем? – он приложился было писать на планшетке, опершись на кузов машины, и вдруг обрадованно воспрянул: – Да вы только поглядите, поглядите на проводку! «Лапша» набита прямо на доски. Ни изоляторов, ни прокладки огнеупорной! Да это же просто бикфордов шнур на пороховой бочке, – тыкал он в электропроводку.

– Она же у меня не подключена, – сказал Павел Семенович. – Света у меня в гараже нет.

– А откуда мы знаем? Может быть, ты его только что отключил? Перед нашим приходом! А? Нет, за такое дело надо штрафовать, – Стенин опять обернулся к Павлинову.

– И я так думаю, – кивнул тот.

Пока капитан Стенин составлял акт, Павел Семенович убирал банку с маслом, тряпки, брезент; все это он совал в смотровую яму, обделанную бетоном, и виновато бормотал:

– Надо же, как все обернулось. Они всегда лежали у меня в смотровой яме… бетонной! Это я с работы заспешил, не успел прибраться.

– Ну, чего ты хлопочешь? Иль не видишь – они с целью пришли, – сказала Мария Ивановна.

– Правильно. Напрасно беспокоитесь, – согласился Павлинов. – Гаражом пользоваться все равно не разрешим.

– Вот, подпишите, – Стенин протянул акт Павлу Семеновичу.

– Я ни в чем не виноват и подписывать не стану.

– Если вы подпишете акт, то заплатите штраф и получите недельный срок на пользование гаражом. Если акт не подпишете, мы сейчас же опечатаем гараж вместе с машиной. – Стенин вынул коробочку с печатью, – печать была на цепочке, да еще с брелоком в виде эмалированной мартышки; и пока Павел Семенович вытирал масляные руки, Стенин поигрывал брелоком с печатью.

Все притихли. Наконец Павел Семенович вынул ручку и поставил подпись там, где сделал ногтем отметку Стенин. После этого он ни на кого не смотрел, будто ему стыдно стало, поспешно открыл капот и уткнулся в мотор.

Когда Павлинов со Стениным ушли, Мария Ивановна окликнула его:

– Ну, чего ты там копаешься? Пошли обедать!

Павел Семенович не отозвался. Мария Ивановна зашла от капота и увидела, как у него подрагивают плечи.

– Да что ты, господь с тобой? Что ты, Павлуша? Разве так можно? Вот погоди, мы в Москву съездим. Найдем на них управу…

Она обняла его одной рукой за плечи, а второй, как маленькому, прижимала голову к своей груди.

– Мне, Маша, то обидно, что я своей рукой подписал их фальшивую бумажку. Выдержки не хватило, – всхлипывал Павел Семенович.

13

И приснился Павлу Семеновичу чудный сон: будто бы попал он на прием к самому главному богу Саваофу.

Подошел он к тому зданию, где висит дощечка медная с надписью про писателя Салтыкова-Щедрина. Не успел толком постоять, надпись разглядеть, как толстые двери с бронзовыми ручками сами растворяются перед Павлом Семеновичем и милиционер (тот самый, что на них с Марьей строго посмотрел в первый наезд) теперь сам зазывает его, фуражку снял и кланяется через порог – заходите, мол, Павел Семенович. Давно вас поджидает сам хозяин.

Ладно. Вошел Павел Семенович, а перед ним вырос секретарь Лаптев, своей твердокаменной ладонью берет Павла Семеновича под локоток и ведет по широкой беломраморной лестнице, застланной красным ковром. Поднимаются они на второй этаж, а там народу, народу – пушкой не пробьешь. И все сидят чинно вдоль стен и ждут своей очереди. И тишина, как в церкви. Только что службы нету. А посреди большой залы стол, сидит за ним тот самый старичок, сторож с мукомольни из Стародубова. Как увидел он Павла Семеновича, так сразу вскочил и – к нему. Берет его под второй локоток и говорит:

– Пожалуйста, Павел Семенович, вас ждет Сам.

– Это с какой стати?

– Он же без очереди!

– Запишите его в список на общем основании! – закричали, заволновались посетители.

– Товарищи, товарищи! Нельзя его на общем основании, – сказал старичок. – Все ж таки у него сноха бывшая гражданка ГДР. Не шумите. Не то она сама придет – хуже будет.

– Почему? – спросил кто-то детским голоском.

– Потому как мы – особь статья, а граждане ГДР – особь статья. Всех мешать в одну кучу нельзя. Давление может произойти от непонимания языков.

И сразу все затихли, а дверь в другую залу сама растворилась, в проеме нет никого – глухая темнота. Павлу Семеновичу жутко стало, он даже остановился.

– Ступай, ступай… Господь поможет, – сказал старичок и затворил за ним дверь.

И вроде бы свет вспыхнул. Эта зала была еще больше той, в которой сидели посетители. И стол стоял посредине длинный-предлинный, под зеленым сукном, обставленный со всех сторон стульями. А в самом конце сидел в дубовом кресле сам бог, очень похожий на писателя Салтыкова-Щедрина, с бородой и с лысиной; сидел, строго смотрел на Павла Семеновича и даже не моргал. Павел Семенович совсем оробел, и ноги у него сделались ватными, поглядел было по сторонам на стулья, но приглашения сесть не получил, а сам сесть побоялся.

– Ты зачем пришел? – спросил его бог голосом доктора Долбежова.

– Хочу вас спросить: должен человек знать или нет, для чего он живет?

– Тайна сия великая есть… – ответил бог опять голосом Долбежова. – А зачем тебе знать это?

– Чтобы поступить по совести, – ответил Павел Семенович. – Допустим, меня обидели. Что мне делать? Отомстить обидчику? Но тогда придется плюнуть на общественную обязанность, потому что мстительность отнимет у меня все силы и время.