Польско-русская война под бело-красным флагом - [2]

Конечно, я еще обижен. Отворачиваюсь, не хочу с ней разговаривать. Говорю, что, если она будет такая, я разнесу к чертям весь бар, всю посуду об пол, и пусть она тогда ходит по стеклу, пусть сломает на фиг каблуки, разобьет локти, порвет свое модное платье из одних шнурков. Она просит, чтоб я к ней вернулся. Она будет хорошая как никогда, даже еще лучше, еще вернее. Я говорю: сколько раз тебе повторять, тебе что, два раза объяснять надо: я больше не хочу с тобой быть никогда больше, и одно из двух: или ты сейчас же с меня слазишь, или я сделаю это сам. Она говорит, что меня любила. Я говорю, что тоже ее любил, что она мне всегда нравилась, хотя сначала встречалась с Лёликом, и тогда его тачка нравилась ей больше, тогда у него все было лучше, чем у меня: шузы — лучше, штаны — лучше, деньги — лучше. Я просто убить его хотел, потому что он не умел обращаться с ней по-человечески, можно даже сказать, плохо с ней обращался. А потом, хотя она была уже со мной, я все равно по-человечески с ней обращался, как с человеком и как с девушкой. Всегда был за нее. Хотя и не всегда у нас все было хорошо, я уже говорил, потому как она вечно норовила слямзить какую-нибудь тряпку в магазине, отрежет, значит, в примерочной ценник и тю-тю. Сережки, сумочки, тени там всякие. Все это в пакет, а потом в сумку. Короче, не было между нами взаимопонимания, мне даже пришлось один раз за нее отдуваться, хотя в принципе ей в основном везло, что потом позитивно отражалось на ее настроении. И еще у нее был один недостаток — она была моложе меня, что сильно напрягало моих родителей. А в остальном все пучком, она мне часто говорила, что не кого-то там любит, а лично меня и чувство ее ко мне, а не ко всем подряд.

Приходит Левый, говорит, что все знает и что Магда хуже вокзальных шалав, хуже этих ободранных шмар, которые тусуются на Варшаве Центральной. С фиолетовыми мордами, грязные. Что она хуже даже русских прошмандовок. Я все понимаю, но это уже перебор. Чтобы кто-то типа Левого говорил мне такое. И я встаю. Не будет мудила с компьютерным тиком мне тут рассказывать про мою жизнь и про мои чувства, указывать, что мне делать, а чего нет, решать, какая Магда — хорошая или плохая, потому что всю правду про Магду даже в могиле никто не докажет. Будет он мне тут решать, есть у нее совесть или нет, когда сам чисто из мести сбил Арлету на машине. Да на такое западло никто, кроме него, не способен, хотя все знают, что за фрукт эта Арлета. Поэтому я не торопясь встаю, смотрю в его дергающийся глаз, пристально так смотрю, с близкого расстояния, чтоб он понял, что почем. Он молчит и пялится изо всех сил в свое пиво. Говорит, что в последнее время в городе идет польско-русская война под бело-красным флагом. Думает, что сменил тему. Тема все та же, Левый. Я знаю, война не война, а ты ее имел еще до Лёлика, я знаю, все вы ее имели еще до меня и опять будете иметь, потому как с сегодняшнего дня она ваша, с сегодняшнего дня она пьяна и открыта круглосуточно, у нее в глазах горят лампочки по 80 ватт каждая, во рту светится язык, а между ног — ночная неоновая реклама, идите и берите ее, все по очереди. Ты, Левый, в первых рядах, я ведь тебя знаю как облупленного, тебе надо все самое свеженькое, потому как тебе по жизни положено все лучшее, самые сливки, чаек с лимоном, бифштекс с кровью, компьютер — самый навороченный, клавиатура — самая крутая и золотой мобильник на золотой цепочке, вот и бери Магду, потому что она — самая лучшая, потому что у нее золотое сердце. У нее золотое сердце, она положит тебе руку на голову и скажет, чего хочет. У нее золотое сердце, она получит все, чего захочет, но так, что даже когда ты платишь, то чувствуешь себя, как будто просишь у нее в долг. Чувствуешь себя, блин, как последний должник в ломбарде. У нее золотое сердце, она нежная и романтическая, например любит животных и часто говорит, что хотела бы завести разных животных, потому что ей нравится рассматривать хомячков в аквариумах. Может, потом ей даже ребеночка захочется, только чтоб сразу был пятилетний, чтобы родился в возрасте пяти лет и уже больше не рос. И имя чтоб было соответствующее. Клаудиа, Максик, Алекс. Маленький ребеночек, пятилетний, а ей чтоб всегда оставалось семнадцать, и тогда она в этом своем платье из одних шнурков на высоких каблуках будет водить его за ручку по улице. Будет носить его в своей сумочке вместе с помадой. Будет ходить с ним на дискотеки. Туда придут разные газеты и будут фотографировать ее волосы, чтоб видно было, какие они сверкающие и блестящие, а ребенок рядом некрасивый, потому что от тебя, Левый, он сразу родится со сломанным носом и компьютерным тиком, с самого рождения урод, с самого рождения ублюдок, потому что от тебя, а значит, ублюдок по наследству. Потому что ты не можешь с Магдой по-хорошему, не можешь сделать ее счастливой. Отдать всего себя. Вместо того чтобы показать ей весь мир, покажешь только эти свои компьютерные игры, кровь, страдания и боль. А она не для этого создана, она создана для тонкого обращения.

Потому что она такая. Приходит Арлета, просит огня и заявляет, типа зачем я устраиваю, как говорит Магда, цирк. Ах вот оно, значит, как. Внимание, внимание, на сцену выходят слоны, они прошлись по мне и растоптали мое сердце, а за ними дрессированные блохи. А вот дрессированные собачки, але-гоп! — потому что я сам как дрессированная собака, которая за свою любовь и верность ничего не получает взамен, в лучшем случае плевок в морду лица и — ни тебе спасибо, ни пошел вон. Вот и вся благодарность. Для вас я всего лишь дрессированная собачонка, которая только и умеет, что наяривать по кругу в автомобильчике с откидным верхом. Нет у меня огня. Потому как я весь изнутри выгорел до самого тла. И теперь хочу умереть. В последнюю минуту, когда буду умирать, я хочу увидеть Магду. Как она наклоняется надо мной и говорит: не умирай. Не умирай, это я во всем виновата, теперь я буду с тобой и больше ни с кем, только не умирай, дело-то не в этом, а дело в том, чтобы классно оторваться, это просто шутка такая была, прикол, а по правде у меня до тебя никого не было, никого другого или даже вообще никого, я просто пошутила, чтобы тебя позлить, дурачок, теперь все будет хорошо, у нас будет ребенок, Клаудиа, Эрик, Николь, ты ведь знаешь, ты же сам хотел ребеночка, мы будем возить его в коляске, увидишь, как будет, только обещай, что не умрешь, а то мне надо в туалет, потому что Арлета клеит там одного типа, он говорит, что он директор и всех знает, вроде даже тебя знает, говорит: Сильный, как же, знаю, а я молчу, тишина, я ему не сказала, что ты мой парень, потому что все было по-другому, но теперь я ему скажу, как оно на самом деле, пусть знает всю правду.