Польский рассказ - [38]

То ли она обидится, то ли ее это позабавит. А через минуту я сообразил: можно сказать Еве, что я влюбился в Госю, и дать ее адрес. Только задумка не очень-то красивая. Решил все, что касается Госи, отложить на после обеда, а покамест просто часок позагорать. Если солнце и дальше так будет жарить, можно и обедать уйти позже — в два или даже в три. От ворот сюда, вижу, приближается быстрым шагом знакомый, и так уже он близко, что не увернешься. Никакой нет охоты с ним болтать, это ж прервет мои наблюдения, но и он-то меня не заметил, прошел мимо. Девушка соседняя поднялась и пошла себе в ворота. Тогда и я решил, что пересяду теперь на другой конец скамейки и буду следить за парадным библиотеки. Выделил я себе на это пятнадцать минут. Ежели ничего происходить не будет, то в запасе у меня останется анализ истории с Госей. Анализировать ее можно до обеда, а уж после обеда сосредоточиться на чем-нибудь другом.

Перевод Св. Котенко.

Ян Добрачинский СТАРЫЕ И МОЛОДЫЕ

Бенуцци ждал Анджея в баре аэровокзала.

— Прошу сюда, — и он пригласил его за столик. — У нас есть немного времени. Только что передавали — вылет самолета откладывается.

— А что случилось?

— В Риме вчера были студенческие беспорядки. И как будто серьезные. Есть убитые и раненые. Не исключено, что в связи с этим рейсы задерживаются. Но это, верно, долго не продлится. Студенческие беспорядки здесь частенько, можно уже было к этому привыкнуть.

— Ну что ж, подождем.

— Час назад звонил директор. Он хотел знать наверняка, что мы для вас сделали все. Прошу вас — вот билеты. А это — чековая книжка. В конверте — пятьдесят тысяч на случай, если у вас сегодня будут расходы. На улице Фумунчино вас ждет машина отеля «Астория». Номер заказан. Вечером к вам явится чиновник римского бюро. Можете располагать им как своим личным секретарем. Я также позвоню вечером. Мне необходимо заверить директора, что вы устроены.

— Спасибо.

— Я поставил также в известность синьора Карватта.

— Вы отправляете меня словно ценную посылку.

— Нет, вы отнюдь не посылка, но я знаю, как важна для директора ваша поездка в Рим. Впрочем, и для нас всех также.

— В самом деле?

— Интересы директора — наши интересы. Ну, я разобрался в обстановке и вижу, что придется ждать дольше, чем я предполагал. Может быть, выпьем чего-нибудь?

— Согласен.

— Я бы предложил «Мартини». — Бенуцци поднял руку и, щелкнув пальцами, подозвал кельнера.

— Когда я выезжал из отеля, — сказал Анджей, набивая трубку, — на улице Мадженто взорвалась бомба; ее подложили в каком-то магазине…

Бенуцци пренебрежительно пожал плечами.

— Это случается ежедневно…

— Действительно? Здесь, в Медиолане?

— Во многих западных странах, не говоря уже о Штатах. Вы ведь приехали из Норвегии, а что, там дело обстоит иначе?

— Может, и не иначе. Я сижу в глухом углу, где такие вещи еще не стали обыденными. А здесь я чувствую себя словно человек, заблудившийся в джунглях.

Бенуцци рассмеялся.

— Понимаю. Ну что ж — идет борьба…

— И кто же с кем борется?

Секретарь перестал смеяться. Его ловкие пальцы играли ножкой рюмки. Глаз он не поднимал.

— Борются все. Молодые со старыми тоже. Со старшими, — поправился он. — Те, кому двадцать, с теми, кому под пятьдесят…

— Сыновья с отцами?

— Ну, что-то в этом роде. Сыновья, не желающие ждать, когда отцы уйдут.

Висевший при входе в бар телевизор громко выдавал какую-то информацию. Бенуцци замолчал прислушиваясь.

Потом произнес:

— Да, придется ждать еще.

— Итак, вернемся к нашей дискуссии. — Анджей поднес спичку к трубке, которая погасла. — То, что вы говорите, неубедительно. Конфликт между поколениями существовал всегда…

— Да, действительно, конфликт существовал всегда, — признал Бенуцци, вертя в пальцах пустую рюмку, — но теперь этот конфликт перерос в настоящую войну. Раньше молодежь роптала, бунтовала, а сегодня готова просто воевать. Она никак не хочет согласиться на то, чтобы старые… старшие, — снова поправился он, — строили мир на свой лад. А кроме того, изменились вообще методы… Я могу еще заказать по одной?

— Пожалуйста.

— Официант, — снова щелкнул пальцами секретарь, подав знак кельнеру принести новые рюмки.

— В таком случае, — Анджей поднял взгляд на секретаря, — меня интересует, сколько вам лет, — с минуту он рассматривал его, — выглядите вы на двадцать пять.

— Попали в точку. Именно столько.

— Ну и как, это не обязывает вас принять участие в этой борьбе?

Бенуцци долго и громко смеялся, словно услышал превосходный анекдот.

Но Анджей подозревал, что этим смехом он прикрывал свои истинные чувства. И он решил вынудить секретаря к более откровенному разговору.

— Итак, на чьей же вы стороне?

Бенуцци взял в руки новую рюмку.

— Если вы позволите, я выскажусь со всей откровенностью, — проговорил он. — Я являюсь служащим концерна и секретарем директора. Интересы предприятия — мои интересы.

— А на чьей стороне концерн?

— Концерн должен быть на стороне тех, кто готов заключить с нами торговое соглашение. Таковы правила в нашем деле…

— Чем же вы торгуете? Директор говорил о каких-то историях с опиумом.

— Этим мы тоже занимались. Дело было прибыльное. Концерн заработал на нем миллионы — разумеется, долларов. Но теперь это уже в прошлом. Столько на Западе развелось людей, торгующих наркотиками. В последнее время мы занялись другим. Должен похвалиться — это была моя идея.