Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима - [28]
Столь теплые взаимоотношения двух стран не являлись препятствием для критики Гомулки в Китае. Мао Цзедун по-прежнему считал польского лидера правым уклонистом и националистом (повторяя обвинения 1948 г.) и принимал меры, чтобы не допустить распространения польского примера на положение в КПК. Особенно явственным это стало осенью 1957 г., когда в Китае была свернута кампания «ста цветов» и была объявлена борьба с ревизионизмом[165]. Добившись расширения самостоятельности членов советского блока, китайское руководство считало свою задачу выполненной и совсем не желало ухудшения отношений с СССР. Напротив, осенью 1957 г. произошло новое сближение двух держав: был подписан секретный договор о военном сотрудничестве СССР и Китая, а Мао Цзедун выступил на совещании коммунистических и рабочих партий в Москве с предложением включить в текст заключительной декларации упоминание о ведущей роли Советского Союза в мировом коммунистическом движении. Польская делегация отнеслась прохладно к этой идее. Китайский посол в Варшаве Ван Бинь-нань позднее сообщал советскому послу П. А. Абрасимову о беседе Мао и Гомулки в кулуарах совещания. «Мао Цзедун привел такой пример: на каждом заводе есть директор, в каждом цехе есть начальник цеха, почему же тогда у стран социалистического лагеря не может быть руководителя? Мао Цзедун добавил, что в самой Польше Гомулку признают руководителем. На это Гомулка ответил, что если бы ПОРП выдвинула положение о руководящей роли Советского Союза, то оно не было бы принято народом. Мао Цзедун подчеркнул в свою очередь, что народ можно и нужно воспитывать»[166](примечательно, что тот же тезис о неприятии поляками руководящей роли СССР Гомулка повторил в мае 1969 г. в беседе с румынским вождем Н. Чаушеску[167]).
С 1958 г. начинается постепенное охлаждение советско-китайских отношений, вызванное стремлением Китая играть всё более независимую роль в мировом коммунистическом движении. Открытый конфликт разразился в июне 1960 г. на съезде Румынской рабочей партии в Бухаресте, где с разгромной речью выступил Н. С. Хрущёв (присутствовавший там в качестве гостя).
В этом конфликте ПОРП по инициативе Гомулки заняла однозначно просоветскую позицию, причем польский лидер не жалел резких слов по адресу китайцев, обрушиваясь на них с инвективами вполне в духе Хрущёва. Должно быть, больше всего первого секретаря ЦК ПОРП рассердила именно внезапность конфликта и необъяснимость, с его точки зрения, поведения китайской компартии. Добившись расширения суверенитета для Польши (но соглашаясь при этом играть роль «младшего брата» СССР), Гомулка не понимал, почему КПК постоянно ставит вопросы идеологического характера. Для него было неясно такое упорное стремление Китая оспаривать те или иные постулаты политики СССР и особенно стремление всячески затушевать эффект от антисталинских мероприятий Хрущёва. XX съезд КПСС, давший начало десталинизации, вызвал в Польше ту лавину, которая вернула Гомулку к власти. Естественно, польский лидер и не думал покушаться на его постановления. Претендовать на нечто большее, превращаться в некий аналог Югославии с ее совершенно самостоятельной линией поведения Польше было противопоказано: Советский Союз был главным гарантом новых западных границ страны. В Китае дело обстояло иначе. XX съезд сам по себе не слишком повлиял на внутреннее положение. Китай решал совсем другие задачи: располагая громадным потенциалом, он стоял на пороге превращения в сверхдержаву. Соответственно велики были и амбиции его руководства. Не держаться за добытое, а покорять новые рубежи — вот к чему был призван Китай. Поэтому его правящая верхушка, активно выступая за консолидацию коммунистического движения вокруг СССР, столь же активно ратовала и за равноправие всех стран социалистического лагеря, то есть за их право предпринимать независимые шаги в области идеологии, экономики и международной политики. Делегаты второго совещания коммунистических и рабочих партий, собравшиеся в Москве в ноябре 1960 г., подозревали, что неизменное подчеркивание КПК лидирующей роли СССР в этих условиях лишь маскирует желание китайцев перевести централизованное руководство движением в Пекин, когда станет понятно, что советские вожди не справляются с данной ролью. Неслучайно Мао Цзедун заявил в те дни: «Центр мировой революции находится в Китае»[168].
В. Гомулка использовал ноябрьское совещание 1960 г., чтобы развенчать китайские тезисы. «Не может быть никакой китаизации марксизма, — гремел он с трибуны. — Марксизм-ленинизм един и неделим!». Далее он заявил: поскольку ядерный щит СССР прикрывает весь социалистический лагерь, то его члены обязаны координировать свои внешнеполитические инициативы с интересами Советского Союза (сам того не подозревая, первый секретарь ударил по болевой точке советско-китайских отношений, поскольку еще в июне 1959 г. советское руководство отказалось делиться с Китаем ядерными секретами
