Польша против СССР, 1939-1950 гг. - [112]

Тем не менее «Бур» и его генералы продолжали делать хорошую мину при плохой игре. Начальник штаба Батальонов Хлопских Казимеж Банах вспоминал: «Мне казалось, что "Бур" рассчитывает на большую помощь Запада, благодаря которой можно будет вести бой до времени наступления Красной Армии»[202].

А ведь «Бур» не мог не знать, что помощи как раз с Запада особо ожидать не стоит: ведь польское эмиграционное правительство пыталось в рамках поддержки готовящегося восстания использовать польские части на Западе и, в частности, еще в июле 1944 г. предлагало англичанам сбросить в случае начала восстания в Варшаву польскую десантную бригаду, использовать польские ВВС, бомбить немецкие аэродромы под Варшавой. Англичане вопрос этот проработали и решили, что лучше использовать польские части на Западном фронте, а лондонским полякам сказали, что это невозможно по техническим причинам, а также в связи с ожидаемыми большими потерями. Да и восстание было поднято без какой-либо консультации с английским правительством, так что уж будем помогать по обстоятельствам.

И все же — как это ни кощунственно звучит — повстанцам еще в некоторой степени повезло, что Гиммлер поначалу бросил против них почти исключительно нефронтовые части, а потому к сентябрю, когда к подавлению восстания подключились фронтовые подразделения, полякам удалось выработать тактику боев в городских условиях. А это, в свою очередь, позволило им вести пусть и бесперспективную в целом, но наносящую серьезный ущерб противнику оборону. В этот же период наступил конец группе Каминского. Возглавляемая им РОНА погрязла в грабежах и в бой идти не хотела. Состоялся полевой суд над Каминским, и он был расстрелян за присвоение ценностей, которые он должен был сдавать немецким властям.

Об атмосфере происходивших в городе событий и кошмаре боев лучше всего говорят свидетельства очевидцев. Вот как вспоминает те жуткие дни немецкий сапер М. Шенк:

«...на следующий день, под вечер, на помощь пришла пехота, но мы не продвинулись вперед. Затем подтянулся отряд СС. Выглядели они странно, не носили знаков различия, от них разило водкой. Они пошли в атаку сходу... и гибли десятками. Их командир в черном кожаном пальто бесился сзади, подгоняя следующих в атаку.

Прибыл танк. Мы побежали за ним с эсэсовцами. За несколько метров до домов танк подбили. Он взорвался, солдатская фуражка полетела высоко в воздух. Мы снова отбежали назад. Второй танк приостановился. Мы были в охранении впереди, а эсэсовцы выгнали из окрестных домов гражданское население и окружили им танк, приказывали садиться на броню. Я впервые видел такое. Они гнали польку в длинном пальто; она прижимала к себе маленькую девочку. Люди, теснившиеся на танке, помогали ей взобраться. Кто-то взял девочку. Когда он отдавал ее матери, танк двинулся. Малышка выскользнула у матери из рук. Упала под гусеницы. Женщина кричала. Один из эсэсовцев и выстрелил ей в голову...

Атака удалась. Поляки отступили... За нами из подвалов выходили люди с поднятыми руками... я слышал, как тот эсэсовец в кожаном пальто кричал своим людям, чтобы они убивали всех. Женщин и детей тоже...

Когда мы возвращались, на улицах лежали тела поляков. Места свободного не было, приходилось идти по трупам; при такой жаре они быстро разлагались. Солнце было закрыто пылью и густым дымом...

...здоровый эсэсовец в черном пальто — это Оскар Дирлевангер... тогда в подвалах Варшавы мы говорили о нем: "Мясник". У него был обычай вешать по четвергам, поляков или своих, по любому поводу. Он сам часто выбивал из-под ног табуретки...

...мы взорвали стену, которая закрывала большой двор. СС хотело штурмовать здания напротив. Когда мой товарищ выбивал ломом двери, я увидел слева двух поляков. Я потащил товарищей в пролом в стене, но их уже подстрелили. В одного разрядили весь магазин целиком, второй был ранен в легкое... Когда он дышал, то изо рта у него сочилась кровь. Я заткнул ему пулевое отверстие землей. Я лежал вместе с мертвецом и раненым, прижимался к стене и молился. Мой товарищ застонал, поляки бросили гранаты. Одну я отбросил, вторая прокатилась дальше. Я был красным от крови и кусков мяса. После обеда четверо солдат вермахта прибежали с носилками. Нам удалось проскочить, но раненый товарищ получил еще три пули и умер. Я не мог выжать из себя ни одного слова, меня колотило и непрерывно рвало. Майор дал мне день отдыха, вот я и видел, как хоронили товарищей. Сняли с них сапоги, бросили в яму вместе с другими убитыми. Посыпали известью...»[203]

Безусловно, в таких условиях настоящего кошмара и обреченности гражданское население чисто психологически не могло бесконечно поддерживать повстанцев. Сбитый над Варшавой английский летчик, находившийся среди повстанцев, писал: «Запасы продовольствия резко падают, каши уже не хватает. Запас воды уже исключительно зависит от дождей и колодцев... Иной серьезной проблемой является большое число умерших и убитых, захораниваемых в мелких могилах, которые наскоро выкапывают под немецким огнем. Могилы теснятся по вдоль улиц, лишенных брусчатого покрытия для постройки баррикад, в парках, во дворах и на пустырях. Положение детей, а в особенности младенцев, наиболее трагично, так как матерям нечем их кормить после перенесенных потрясений»