Половина солнца - [5]

Спустя минут десять Коул вышел и попросил закрыть окно. Скоро ужин, так что я был не против закончить с сигаретами. Он внимательно посмотрел на меня, словно мог прочесть по лицу, сколько я выкурил в этот раз. Я улыбнулся ему и одними губами ответил:

«Т-р-и».

Он удивлённо уставился, будто ожидал от меня большего. Я пожал плечами, восприняв это как вызов. В следующий раз надо успеть больше.

– Ладно. Пойдём есть. Бр-р, как ты тут всё заморозил… Ледяной король, блин.

Я гордо кивнул и улыбнулся ему, хоть клички – это и тупо, а затем театрально поклонился.

Его чёрные волосы смешно топорщились на одной стороне. Видимо, Коул упирался головой об руку, пока занимался своим проектом. Он был в немного великоватом ему вязаном джемпере. Я догадался, что это подарок бабушки или матери.

Кто бы говорил, ведь моя толстовка тоже мне велика. Она когда-то принадлежала моему отцу.

Я вышел в коридор, крикнув соседу, чтобы запер дверь. Одновременно со мной из комнаты напротив вышел Эндрю – и, конечно, врезался в меня. Не совсем шатен, уходящий больше в рыжину, со спокойным лицом попросил прощения. Я ответил, что всё в порядке. В руке у него, как всегда, был альбом с рисунками. Я улыбнулся.

– Покажешь новые?

– Только если потом покажешь какой-нибудь стих, – спокойно наблюдает за мной.

– Договорились.

Он протянул мне альбом. Я шёл рядом и, листая страницы, разглядывал старые и новые лица, наблюдающие за мной в ответ с бумаги. Девушка из старшего класса, я… Ого, снова я. Кажется, он как-то идеализировал мои уродства, то есть увечья. Я давно понял, что рисует он только уродцев, хотя вряд ли кто-то из нас был на самом деле по-настоящему уродлив.

Но как же красиво он их рисует. Девушка из старшей группы, больная чем-то, умирала каждый вечер в одно и то же время. У неё всегда торчала трубка для кислорода из носа, и трудно было точно сказать, парень она или девушка. Такие люди мне нравились. Сам не знаю почему.

Она умерла уже очень и очень много раз, столько, что вряд ли хватит сил вообразить. Только из-за болезни её не забрали Совы, это радовало. Человеком она была приятным. У неё также были необычные ямочки на щеках, и она любила улыбаться. Постоянно улыбалась, чтобы никто не вспоминал о том, что она умирает каждый вечер. Правда в глазах всегда плавала тень. Пугающая и чарующая. Что в итоге делало её улыбку устрашающей.

Изуродованная душа.

Да, под уродством я всегда имею в виду внутренние разрушения.

Я пролистал ещё пару страниц, сказав Эндрю, что рисунки очень красивые и атмосферные. Следующей была зарисовка вида из окна. Кажется, это был восход. Половина солнца. Когда-то это казалось фантастикой, но теперь это и правда было тем, что каждый из нас мог увидеть утром, если вставал пораньше или вообще не ложился.

Листая альбом, я видел рисунки, которые Эндрю полностью перечеркивал. Упорно уничтожал, перекрывая каракулями. Так, что нельзя было понять, что же там было изображено. Я провёл слегка онемевшими после курения у окна пальцами по бумаге и штрихам, которые ощущались шрамами на коже. Очень жаль, что погибли такие рисунки. Жаль, что они не воскресают, как люди.

На других страницах были персонажи. Некоторые – из моих рассказов. Некоторые – выдуманные. Уже из его головы. Из его мыслей.

Я прислонился носом к бумаге и вдохнул. Необычный запах. Когда он смешивается с грифелем карандаша – ещё лучше. Запах чистых листов всегда отличался от запаха разрисованных. Первые были прекрасны в своём ожидании, что на них появится нечто необычайное. А вторые уже несли в себе что-то таинственное.

Я отдал альбом его владельцу. Дрю смущённо кивнул, отводя взгляд и бурча под нос, что это просто каракули и бред. Я хмыкнул, слушая, как Коул, который нас уже нагнал, отговаривает его от этих мыслей. Делал он это неохотно и не очень воодушевлённо. Устал уже от всяких «недооценивающих себя творческих личностей».

Дрю, который поверх школьной формы ничего на вечер не надел, кивал, лишь бы только Коул уже отстал.

Мы прошли сквозь коридоры и наконец оказались у дверей столовой. Я толкнул их и вошёл первым. Эндрю придержал створку для Коула, который кивнул и прошёл за мной. Он уставился мне в затылок, словно я мог прямо сейчас куда-то исчезнуть. Я вздохнул.

С ужина я ушёл первым. Хэллебор рассказывал Эндрю о том, что он думает предпринять со своим искусственным солнцем, а мне всё это слушать не хотелось. Я, скользя мимо людей, вышел из столовой и направился в комнату. Можно сейчас почитать. Или попытаться поймать Сеть с ноутбука. В общем-то, особо ничего делать не хотелось. Разве что расслабиться перед очередным треклятым учебным днём.

Да уж, ходить на уроки хотелось меньше всего.

Я топал по коридору, раздумывая над тем, что мне скажет учитель на ненаписанное уже в который раз эссе, когда услышал тихую мелодию. Кажется, это скрипка. Со слухом у меня было всё в порядке, я любил музыку и многое о ней знал. Потому казалось странным, что я никогда, никогда не слышал этой песни.

Мне всё равно было нечем заняться, так что я свернул в другой коридор, ориентируясь на звуки скрипки. Банально, но доносились они из маленького актового зала, где обычно проводились столь же небольшие мероприятия. Возле окна стоял юноша или девушка. Да, девушка, та самая, которую я сегодня видел на рисунке Эндрю.