Половцы, торки, печенеги, берендеи - [23]
Половцам, которые не имели возможности захватить эти степные пространства, оставалось лишь «изгоном» нападать на них и грабить. Таково возникновение тех чрезвычайно беспокойных, хаотических пограничных войн, которые половцы вели на протяжении всей своей двухвековой истории с Хорезмом, Волжской Болгарией, с русскими княжествами от Рязанского до Переяславского и Киевского, с Византией на ее дунайском пограничье.
Из этих пограничных степных областей половцы иногда проникали в лесостепные или сплошь лесные области. Но цели подобных наездов оставались примитивными: они сводились к грабежам городов, захвату пленных (для получения рабской рабочей силы и для продажи на иностранные рынки), уводу скота. Все это было далеко от попыток настоящего завоевания. В некоторых случаях, как, например, в отношениях с Русью или городами Крымской Готии, половцы стремились получать систематические откупы — золотом, драгоценными материями, но и это им не всегда удавалось. Единственно, кого они полностью подчинили себе экономически, заставив платить дань мехами, — были буртасы, жившие в глухих лесах между Волгой и Доном. Но область буртасов скорее не соседствовала с «полем половецким», а входила в его территорию, так как летовища половцев обходили с севера буртасские леса.
Борьба половцев с Киевской Русью, разыгравшаяся на рубеже XI и XII веков и повторившаяся во второй половине XII века, сводилась, со стороны половцев все к тому же грабежу и к попыткам захватить некоторые пограничные русские пастбища в Киевском и Переяславском княжествах. Русь же, втянутая половцами в эту борьбу, стала стремиться совершенно вытеснить кочевников из степей и снова укрепиться на черноморском побережье. В этой двухвековой борьбе «леса и степи», несмотря на временные успехи той и другой стороны, ни одна из них ничего не достигла. При этом мы можем наблюдать совсем разные способы борьбы, причем оценка этих способов будет не в пользу кочевников. Русь действовала и более организованно, и более дальновидно; мы можем, хотя и смутно, различить у нее определенную политику, чего совсем не видим у половцев (вот почему я воздержался от того, чтобы назвать настоящую главу «Политическая история половцев»). Русь дважды осуществляла большие объединенные походы в степь, явно давшие положительные результаты. Кроме чисто военных мер, Русь, по-видимому, устраивала и политические союзы против степняков с теми оседлыми христианскими народами, которые жили у южных окраин «половецкого поля», — аланами и грузинами. Чем иным объяснить это настойчивое желание русских князей родниться с грузинскими и аланскими династами? Было бы трудно найти объяснение этому факту только в общности христианской веры, так как известно, насколько плохими христианами были, например, аланы, почти забывшие к этому времени и веру, и обряд христиан. Роднились же с аланами и грузинами как раз те из русских князей, которые принимали деятельное участие в борьбе с половцами. Политика окружения кочевников одновременно и с севера и с юга была традиционной политикой русских, начало которой лежит еще в деятельности киевского Святослава против печенегов. Против этой политики Руси половцы ничего не противопоставляли, и в этом, на наш взгляд, заключается примитивность кочевников и их беспомощность организовать борьбу с соседним оседлым миром.
Русская историография несколько преувеличила значение военных столкновений Руси и половцев; в бесплодных и, в сущности, безопасных для существования Руси войнах с половцами она видела серьезный натиск азиатского Востока на форпост европейской цивилизации, на европейскую украйну, как называла она Южную Русь; эти войны русские историки (Соловьев, Ключевский, Пресняков, Виппер, Шмурло[137]) ставили в связь с крестовыми походами, считая Южную Русь левым флангом общеевропейской борьбы христианской Европы с мусульмано-языческим Востоком.
Взгляд этот ошибочен. Если в Византии или на Ближнем Востоке велась со стороны кочевников действительно борьба наступательная, борьба за целые области, то этого вовсе не было на «левом фланге». За мелкими пограничными войнами не видно настоящего наступательного движения на Русь половцев; этого никогда не было и, добавим, быть не могло из-за нежелания половцев, как мы только что упомянули, выходить из степей и расширять свою территорию за счет лесостепной или лесной областей. Половецкие войны были статическими, а потому и не могли серьезно угрожать Руси, которая в эти века почти вся находилась в лесной полосе.
