Половцы - [61]

Следует сказать, что после всех этих событий летописец не зафиксировал ни одного набега Игоря на владения Кончака. Правда, известно, что уже в 1191 г., немного окрепнув после поражения, Игорь ходил куда-то недалеко от границы в степь и даже «ополонился скотом и конми». Зимой того же года снова «ходиша Олговичи же на половци: Игорь с братом Всеволодом, а Святослав пусти три сыны, Всеволода, Владимира и Мстислава, а Ярослав пусти своего сына Ростислава, а Олег Святославич пусти сына Давыда и ехаша до Оскола...». По количеству участников это была как будто довольно представительная экспедиция, но из взрослых воинов было в ней только двое (Игорь и Всеволод), остальные — «молодь». Поход был, вероятно, скорее «учебным мероприятием». Степные дозорные сообщили половцам о наступлении, и они, угнав вежи в степь, выставили вперед несколько соединенных полков; Ольговичи, не начиная боя, ночью стремительно начали отступать к границе княжества. Половцы утром, обнаружив, что русских полков перед ними нет, бросились в погоню, надеясь на легкую победу, но не догнали их и также ушли восвояси в степь.

Вполне возможно, что оба набега 1191 г. Игорь направлял на вежи Гзака, ограбившего его земли в 1185 г. К сожалению, у нас нет никаких данных о расположении кочевий последнего, однако тот факт, что он был самым деятельным после Кончака ханом в событиях 1185 г., может быть, свидетельствует о принадлежности его к донским половцам, а значит, и о расположении его орды где-то поблизости от кочевий Кончака (возможно, на Осколе).

Что касается Кончака, то не исключено, что этот коварный хан вполне одобрял организацию набегов на кочевья своего сильного степного соседа. Безусловно, они ослабляли Гзака, а это способствовало росту влияния и власти Кончака над всеми донскими ордами.

Кончак, несмотря на дружбу с одним из русских феодалов, отнюдь не собирался «замиряться» со всеми русскими князьями. Сразу же после победы над Игорем, когда Гзак пошел грабить беззащитные села Путивльщи-ны, Кончак решил идти на «Киевскую сторону, где суть избита братья наша и великий князь наш Боняк». Это была его «политическая программа». Он считал себя и желал показать это всем остальным степным феодалам не только законным наследником Шарукана, главы донских половцев, но и продолжателем дела приднепровско-лобужского хана Боняка, бывшего, как мы знаем, лютым врагом Руси в конце XI — первой половине XII в. В тот год широко задуманный поход на киевскую сторону не удался, поскольку Святослав, Рюрик и Ярослав Черниговский успели собрать свои полки и загородить свои земли от нашествия (пострадало только Переяславское княжество). Однако Кончак не отказался от своей целенаправленной борьбы против князей киевских и черниговских (исключая княжества Игоря и его ближайшей родни). Об этом говорит сухая и лаконичная фраза летописца, помещенная в записи под 1187 г.: «В тое же лето воева Кончак по Руси (на киевской стороне.— СП.) с половци; по семь же почаша часто воевати по Реи, в Черниговской волости» (ПСРЛ, II, с. 653). Следует сказать, что эта последняя запись о враждебных действиях Кончака. Русские князья фактически не отвечали ему: летописец ни разу не упомянул о походе или даже набеге на его кочевья. Они предпочитали ходить на приднепровских половцев, вежи которых располагались в доступных местах (в нескольких дневных переходах от границы). Планы о возвращении «земель незнаемых» (Корсупя и Тмутаракани) уже не будоражили удалых русских князей. Видимо, владения орд Кончака стали непроходимым препятствием для русских полков. Только купеческие караваны двигались беспрепятственно по Залозному пути, связывающему Русь с Закавказьем и проходившему через кочевья самого Кончака.

К концу XII в. обстановка в степях стабилизировалась, донские половцы вообще перестали сталкиваться с Русью. Они предпочитали богатеть за счет развития своей собственной скотоводческой базы и, конечно, внешней торговли. Видимо, именно в те десятилетия и появились в приморских городах половецкие словники, позднее оформленные в половецко-персидско-латинский словарь.

Кончак умер в самом начале XIII в. Возможно, отрывок эпической половецкой песни о «гудце» Ореви, траве «евшане», Сырчане, Атраке и его сыне Кончаке, «носящем котел через Сулу», изложенный летописцем под 1201 г., является как бы эпитафией Кончаку. В отличие от остальных записей, в которых Кончака беспощадно ругают, здесь о нем говорится в благожелательно-похвальном тоне.

После Кончака власть перешла его сыну Юрию Кон-чаковичу. В летописи его уже определенно называют «болиишие всих половец» (ПСРЛ, II, с. 740). Очевидно, его отец добился того, к чему стремился всю свою жизнь: к максимальному объединению восточной части половцев под своей властью. Ни одно степное объединение, видимо, не могло сравниться с владением Кончака. Однако, несмотря на силу и богатство, на значительные территориальные размеры, несмотря на выделение в половецкой среде господствующего класса феодалов с достаточно разработанной иерархией, несмотря даже на такой действенный фактор, как крепкая центральная власть, объединение Кончака не стало государством. Для этого не сложились еще условия. Прежде всего, экономическая база оставалась по-прежнему кочевой-скотоводческой. Государства же, как известно, издревле складывались и существовали только при слиянии двух хозяйственных систем: земледельческой и скотоводческой. ЭкономиКа обусловила и сохранение в общественных отношениях сильных пережитков родо-племенного строя (патриархальной вуали). Не возникла еще необходимость в создании армии, судов (судил сам хан по обычному праву). Не была принята единая монотеистическая религия, хотя движение к ее восприятию уже началось. Не освоили половцы и письменности. Таким образом, ни экономика, ни социальный строй, ни культура не созрели еще для создания даже раннефеодального государства.