Полотно - [12]

– И в самом деле, с вашим здоровьем у дочки все же лучше, чем в доме престарелых, – забубнил тот приезжий, похожий на Фертеля.

Я за стенку покрепче ухватилась и вдруг вижу – Винцас руку мне с портрета протянул и зовет:

– Пошли со мной, Эляна. Пошли…

Может, я и согласилась бы пойти, но Рената с тем Фертелем под мышки меня подхватили и в камору темную потащили – снова полотно ткать…

Вот и описал я, Римтас Эйбутис, почти все, что слышал не раз от Ирениной матери. Вначале собирался ей самой это сочинение показать, чтобы радость человеку доставить. Чуял, что и рассмеется она не раз, и всплакнет украдкой, читая мой труд, но ругать не станет, это уж точно. А вышло все не совсем так.

Приехал я к теще вскоре после Ренатиного появления, да не застал ее дома – в психоневрологическое отделение ее положили. Навестил ее там. Обрадовалась Визгирдене, за руку меня схватила и первым делом про картины свои спрашивать стала.

– Не волнуйся, мама, – отвечаю, – все они уже у меня, и никто об этом не знает.

– Да как же мне не волноваться-то? Ведь больше от моей разнесчастной жизни и пользы никакой – только картины эти да одна дочка.

– Картины твои, – говорю, – особенно те, последние, ей-богу, хороши. Уж коли ты за одну зиму столько смогла нарисовать, сама подумай, сколько работы у тебя еще впереди! Ведь тебе, мама, всего шестьдесят.

– Только бы доктора смогли оторвать меня от этого проклятого станка… Когда я еще маленькой была, тетка моя, до чего ж скаредная, ткать меня учила. Господи, сколько крови она мне попортила!..

Поговорили мы с ней тогда о смерти Ирены, о детях, Эляна обещалась после болезни непременно их проведать, но тут вошла сестра и отчитала меня за то, что утомляю больную.

А потом я опять на полгода в море ушел. Дети написали, что бабуня выздоровела, но к ним так и не приехала. Ни с того ни с сего прислал весточку и Чесловас Гудас, которого уже выпустили из тюрьмы. Жену он застал в новой квартире, с новым мужем… Чесловас просил помочь ему устроиться на траулере, а в конце приписал пару слов о своей бывшей теще.

«Ну и хитрая эта зараза Рената, – написал он, – нарочно выбрала квартиру на пятом этаже. Лифта в доме нет, а у старухи от всяких лекарств сердце сдавать стало – не по силам ей было на такую верхотуру забираться. Словом, сбагрила дочка мамашу подальше. Где она сейчас, сказать не могу. А с Ренатой мы расплевались совсем. На той неделе суд…»

Во время отпуска удалось мне все-таки напасть на след Эляны. Пошел я по нужному адресу, совсем с ног сбился, покуда плутал среди огородов, заборов и сараев. Спросил у кого-то, где найти дом Дабулиса.

– А ты по запаху, милок, – язвительно ответила мне бойкая на язык бабенка. – Вон котишке тому за хвост уцепись – он тебя живо доведет.

Полосатый кот прямехонько вывел меня к коптильне Дабулиса, от которой разносился сильный колбасный дух. Хозяин, тощий старик с прокопченным лицом, ковырялся в куче влажных опилок, откапывая червей для рыбалки. С них я и начал разговор – тоже ведь рыбак. Оказалось, червяки ему нужны не для рыбалки: за жестянку этого добра кто-то пообещал ему свежей рыбы. На что эта рыба, спрашиваю, когда тут голова кругом идет совсем от другого запаха?

– Вы про колбасы? Так не мои они вовсе, – говорит. – Белоручек поразвелось, сами возиться, руки марать не хотят. А мне здоровье не позволяет копчености есть – доктора строго-настрого запретили. Желудок мне резали.

А потом, покосившись на мой портфель, вдруг спросил:

– А ты кто такой?

Сказал, что я зятем Визгирдене довожусь и что видеть ее хочу.

– А-а… – протянул старик, вытирая правую руку об штаны. Приветливо поздоровавшись, поинтересовался: – Так это тебе, что ли, Эляна колбасы шлет?

– Нет, – говорю, – пока не дождался.

– Ты случаем не из Вильнюса? Не начальник будешь?

Узнав, что я не тот, Дабулис снова вернулся к прерванному занятию.

– Эляна еще с работы не вернулась, – произнес он наконец. – В больнице она, санитаркой работает.

– Слыхал, – говорю. – К скольки она дома будет?

– А теперь который час?

Было уже после семи.

– Так я и думал. Свиньи-то, слышь, как развизжались.

– И как она успевает? – спрашиваю. – И на работу, и по дому, и со свиньями управиться…

– Свиньи – это уж ее хозяйство… В больнице-то всяко бывает: одному невкусно, другому только вприглядку и можно, а третьему из дому притаскивают… Вот Эляне только успевай после них подбирать и… домой.

– Так что все же те чушки говорят? Скоро хозяйка придет?

– Да вон и она сама, – кивнул старик в сторону незнакомой женщины.

– Боже праведный! Да Визгирдене ли это?!

Через дыру в заборе протиснулась толстая, широколицая тетка и, воровато озираясь, спрятала в ботве два полных ведра пищевых отходов. Перешагнув через несколько грядок, она заметила меня и отправилась назад, к своему трофею. Вернувшись вразвалочку с ведрами, невесело пошутила:

– Ну вот, еще один кот на сало… А между нами ведра эти – ни обняться, ни поздороваться по-человечески…

– Ладно, только без телячьих нежностей, – осадила она меня и тут же накинулась на Дабулиса: – Нашел занятие! Не видишь разве, свиньи совсем взбесились… Одно в лохань вытряхни, другое обвяжи потуже, чтоб кошки не добрались.