Полосатая жизнь Эми Байлер - [11]

На самом деле я просто хотела сказать, что после долгих раздумий я решила не читать «Загадочное ночное убийство собаки». Весьма вероятно, что эта книга «очень важная», но уж точно не «очень интересная». Вместо нее я прочитаю «Пять дней в Париже» Даниэлы Стил. Она увлекла меня с самого начала. Там идет речь про сенатора, жена которого влюбляется в богатого мужчину. Ну ты сама знаешь.

Ого. Ты не можешь со мной спорить, потому что это дневник, а не сообщение в мессенджере. Ого! Я покорена.

С любовью,

твоя неграмотная дочь Кори.

На следующий день, как только в школе звенит звонок после последнего урока, я гарцующей походкой вхожу к Лине.

– Лина, – шепчу я. – Лина! Бросай все дела и пойдем выпьем кофе.

– Не могу, – отвечает она, сгорбившись за монитором. – На сайте RealSteal нереальные скидки. – Лина, бывшая монахиня, учитель, несущая детям ценности и этику, духовный наставник не только мой, но и моих детей, умудряется при этом быть заядлой шмоточницей. – Мне нужна вот эта сумка.

Я ставлю рядом с ней еще один стул и смотрю на экран:

– Знаешь, первый шаг – признать, что у тебя проблема.

– Эта фраза вызывает у меня недоумение. Первый шаг – это поверить, что у тебя есть проблема, так? И только потом ее можно признать. Если ты признаешь проблему, прежде чем ты поверишь, что она у тебя есть, разве будет от этого хоть какая-то польза?

– У тебя проблема, – четче выражаюсь я. – Поверь.

– У меня есть увлечение, – поправляет меня она. – Посмотри на это. – Лина поворачивает монитор ко мне.

– Это очень красивая сумка. Конечно, она совершенно не в стиле Лины. От Longchamp[15]. Консервативная. Солидная. Почти что классически-скучная.

– Через десять минут цена снизится на десять процентов. В этот самый момент мне нужно успеть обновить страницу и купить ее первой.

– Мне кажется, твое время стоит этих десяти процентов, – говорю я, просто чтобы услышать ее контраргумент.

– А мне кажется, что первые десять минут после завершения уроков стоят ноль долларов. Если мы выйдем сейчас куда-нибудь за пределы школьных стен, везде будем натыкаться на учеников – на парковке, в кофейне, в парках, в лавках с мороженым, да даже в магазине батареек, потому что в 15.15, после уроков, они пойдут куда угодно, только не назад в школу. Хочешь со мной поговорить? Закрой дверь, сядь поудобнее, а я обновлю страницу, потому что здесь сейчас единственное место во всей округе, где нас не подслушает никто из учеников.

Я пожимаю плечами. Нужно отдать Лине должное, кресло у нее очень удобное – с низким сиденьем и высокой спинкой. Она нашла его чуть ли не на улице и сама перебила, купив строительный степлер и ткань с ярким цветочным принтом. По ее мнению, сидя в мягком кресле, люди раскрываются охотнее. Возможно, по той же самой причине сама она сидит в обычном учительском кресле из ближайшего гипермаркета.

– Вчера приходил Джон, – выпаливаю я, как только моя попа касается сиденья кресла.

После этих слов Лина наконец отрывает голову от экрана – впервые с тех пор, как я вошла.

– Ого, – удивленно тянет она, подняв брови.

– Он плакал!

– Вполне ожидаемо. – Она снова переводит взгляд на экран. – Что еще он делал?

– Хорошо отзывался об ужине, о том, как я воспитываю детей, об их оценках. Об их поведении за столом. Все время подлизывался. Это было невыносимо.

– Невыносимо плохо или невыносимо приятно?

Лина так хорошо меня знает!

– И то, и другое, наверное.

– А дети?

– Я с них глаз не свожу со вчерашнего вечера. Ищу симптомы стресса или расстройства. Но у них все отлично. Лучше, чем у меня, на самом деле.

– Дети могут демонстрировать редкую стойкость.

– Я знаю. Я то же самое сказала себе. Но после его ухода они еще долгое время оставались во власти эмоций.

Я вспоминаю, как Джо и Кори смотрели на Джона, вернувшись домой. Поначалу они держались вызывающе. Джон начал с извинений, но он и раньше перед ними извинялся.

– Три года, Лина, – снова возвращаюсь я в исповедальное кресло. – Как можно извиниться за трехлетнее отсутствие в жизни ребенка?

– Нельзя, – задумчиво произносит Лина. – Можно лишь доказать, что изменился, что стал лучше. У Джона есть какой-нибудь план?

Я молчу. Вчера вечером прозвучало много планов, но не все мне понравилось.

– Сейчас я тебе расскажу, что он вытворял.

Она кликает мышкой, смотрит на экран и откидывается на спинку кресла.

– Давай.

– Первые полчаса прошли очень напряженно. Джо и Кори смотрели на Джона так, будто он какой-то инопланетянин, прилетевший захватить наш дом. А я смотрела на детей так, будто они – хрупкие фигурки из стекла. А Джон старался изо всех сил – будто был готов и чечетку для них сплясать, и еле сдерживался. Кори то и дело грозила уйти в гости к Тринити, а Джо вжимался в стул так, словно хотел слиться с деревом. Я уже была готова тушить свет и распускать все это сборище, как вдруг Джон засовывает руку в карман и достает маленькую бутылку лавандового масла.

– Лавандового масла? – переспрашивает Лина.

– Спрей от монстров. Помнишь, у Джо была фобия монстров, которые живут в шкафах? Когда ему было четыре или пять лет, Джон и Кори нарисовали фальшивую этикетку с надписью «спрей от монстров», наклеили ее на баллончик с лавандовым маслом и убедили Джо, что одно нажатие на пульверизатор – и все монстры сразу же умрут. И вчера вечером он принес ту самую бутылочку, передал ее Кори и сказал, что они в любое время могут распылить ее на него, если действительно, по-настоящему захотят, чтобы он ушел. И тогда он уйдет. Сказал им, что любит их больше жизни и что хочет быть здесь, но если его присутствие приносит им боль, им просто нужно сказать одно слово.