Полонянин - [69]

Наконец спустились. Весело вокруг костры горят. Светло, словно день раньше времени настал. В свете этом войско стоит: посередке новгородцы, сразу за ними дружина Свенельдова, по левую руку смоленцы с черниговцами, а по правую поляне с русью.

«Немалая сила собралась», — Святославу подумалось.

— Только и печенегов немало, — словно прочитал его мысли Свенельд. — Ишь как завывают. Беду на наши головы накликать хотят. Не страшно? — взглянул он на мальчишку.

— Не-а, — поспешно ответил тот.

— Кветан! — крикнул воевода. Конюший коней к ним подвел.

— Ну, Святослав, — сказал Свенельд и вставил ногу в стремя, — поехали Курю проведаем? Вон на тот огонек правь. Где горит, там и Куря.

И они поехали навстречу жуткому печенежскому вою.

— Все, что могла, я сделала, — затушила Дева Ночи факел, зеркало обратно к седлу приторочила, пот с лысой головы рукавом вытерла. — Теперь все только от тебя зависит, — сказала.

Легко вспрыгнула на кобылку свою.

— Чю! Чю! — И во тьму ночную направилась.

Ошалело таращился ей вслед Кур-хан. Больно неожиданным было для него то, что он в зеркале у колдуньи увидел. Так и стоял будто громом ударенный.

— Хан! — услышал он, как зовет его кто-то. — Хан! Переговорщики едут!

— Значит, не напрасно я свою кровь отдал, — сказал Куря весело.

Быстро замотал порезанную ладонь, сел на коня и на встречу с урусами поехал.

Ковер теплый прямо на холодный лед постелили. Подушки, чтоб сидеть удобней было, сверху положили. Уселись переговорщики друг напротив друга. С одной стороны Свенельд со Святославом, с другой стороны Куря.

— Сын твой? — спросил Кур-хан воеводу и руку пораненную протянул, чтоб мальчишку по непокрытой голове потрепать.

Отстранился Святослав. Не позволил печенежским пальцам до себя коснуться.

— Нет, — ответил Свенельд. — Не сын он мне. Племянник. Каган Киевский и Руси князь, Святослав Игоревич.

— Тот самый? — спросил Кур-хан и руку убрал.

— Тот, — кивнул Свенельд. — Тот, что бой давеча в Древлянской земле начал.

— Славное было время, — вздохнул хан. — Мы, помнится, тогда на одной стороне стояли.

— Что было, то быльем поросло, — подал голос Святослав. — И нечего тут прошлое ворошить.

Зыркнул печенег на Святослава, но сдержаться решил.

— Как матушка твоя? — спросил он мальчишку. — Здорова ли? Не боится ли она тебя так далеко от подола своего отпускать?

— Если здесь я, — ответил каган и взглянул на Курю с прищуром, — значит, не за меня ей бояться надо. А за тех, кто на мое добро покуситься решит. Зачем идешь в землю мою?

— Твою?

— Мою.

— С каких пор эта земля твоей стала? — усмехнулся печенег.

— С тех пор, как мне уличане стремя поцеловали и в Русь вошли, — гордо ответил мальчишка.

Помолчал Кур-хан. На Свенельда посмотрел, на Святослава глаз свой единственный вытаращил. Сказал зло:

— Мало, значит, вам лесов ваших, вы еще и на степь рты раззявили. Не боитесь, что подавитесь?

— Это уже не твоя забота, — ответил каган.

— Ого! — удивленно посмотрел на него Куря. — А мальчонка-то шустрый. Коли вырастет, зубастым будет.

— Да уж… — кивнул воевода. — Немало глоток на своем веку перегрызет.

— Главное, чтоб век его был долог, а то быстро зубы обломать могут, — ответил Кур-хан.

— На все воля Богов, — сказал Свенельд и будто случайно рукояти меча рукой коснулся.

— Или людей… — печенег взглянул на воеводу многозначительно.

— Таких, как Иосиф Хазарский? — не сдержал улыбки воевода. — Слух до меня дошел, что ты теперь у него на побегушках.

— Еще не известно, кто у кого, — вспыхнул хан.

— Ах, так это он по твоим делам по степи бегает? — почуяв слабину печенега, Свенельд пошел в наступление. — Или все же ты его задумки выполняешь?

— Тут у нас интерес общий, — снова сдержал себя Куря, только глаз свой выбитый потер нервно. — И интерес этот в том, чтоб вы меня беспрепятственно на Дунай пропустили.

— Ты же не хуже меня знаешь, — спокойно сказал Свенельд, — что за проход по чужой земле хозяевам уплата положена. Плати и проходи.

— Знаю я обычаи…

— А если знаешь, тогда мошну развязывай, — недовольно пробурчал себе под нос Святослав. — А то разводит тут…

У Кур-хана с глазом была беда, а на слух он не жаловался. Услышал печенег слова кагановы, к мальчишке повернулся. В черном глазу его загорелся злой огонек.

— Нечем мне сейчас платить. Вот по осени возвращаться буду, тогда сполна расплачусь.

— Чего о будущем загадывать, коли о настоящем не решено. — Свенельд ухо замерзшее потер.

— Будет оплата, будет и проход, — встрял Святослав и уставился прямо в единственный глаз печенега. — Ну а если платить нечем, так ступай отсель подобру-поздорову.

— Ты, волчонок, не больно-то скалься, — наконец не выдержал Куря оскорблений. — Матерые волки такого не прощают.

— Будет тебе, Куря, не обижайся на кагана. Он хоть и мал еще, а горяч не меньше твоего. Не подумавши ляпнет чего-нибудь, а потом жалеет, — примирительно сказал Свенельд и попытался Святослава одернуть.

Не вышло у него. Слишком долго мальчишка своей настоящей войны дожидался. Слишком, на его взгляд, «подготовочка» затянулась. Надоело ему мерзнуть. Захотелось на бранном поле погреться. Потому и полез каган на рожон.

— Волк одноглазый? Вот насмешил.