Полнолуние - [22]

— Верю. — Игорь говорил чистую правду. — Только для чего? Смысл какой? Чтобы не брать меня третьим, вместо жирной лагерной курвы?

— Ты чужой, — отрезал Балабан. — Хоть с тобой люди тут вась-вась, но в таких делах ты не наш.

— Рохля с крашеными губами — сильно ваш?

Кадык Балабана дернулся на морщинистой шее.

— Поговори еще у меня.

— Для чего ж я и пришел к вам, Балабан. — Терять в самом деле было нечего, Игорь пер напролом. — Какая разница, кто и когда меня подрежет? Кум уже вербовал. Это такой обмен: он мне сделал, вишь, добро. Рассказал про измену жены. А я ему за это должен писать разные расписки. Так ясно или еще нет?

Брови старого вора снова дернулись вверх.

— Ты согласился?

— Откажусь — начнется у меня веселая жизнь. Между прочим, Божич намекнул, и достаточно прозрачно: если не подпишусь, он хоть как пустит слух, что я стукач. Вы же меня за это в сортире утопите, разве не так?

— Утопим, — с серьезным видом подтвердил Балабан. — Живым засунем в дерьмо. Наглотаешься за свои грехи.

— Значит, у меня хоть как выхода нет. И жить мне недолго, такой капкан. Вот для чего майор постарался. Потому выход один: бежать с вами. Застрелят — так хоть не дерьмом захлебнусь. Поймают — до смерти не забьют, срок накинут за побег. Но хоть стукачом не стану наверняка. Загнали, видите.

Старый вор поскреб подбородок.

— Что куму сказал?

— Пока ничего. Взял время на раздумья.

— Мудро. — Балабан хрустнул пальцами. — Под пером ты сейчас ходишь, Офицер, потому что знаешь про побег. Свидетель ты, не нужен никому. На что надеялся, когда шел на этот разговор, — черт тебя знает…

Почувствовав — старик слушает ответы, Вовк тем не менее решил: разумнее отмолчаться. Балабан же, склонив голову набок, глянул на собеседника как-то совсем незнакомо.

— Но правильно все сделал. Молодец. Сам пришел. После того взять тебя на побег — это законно, по нашим понятиям. Правильно, гори он огнем, Рохля. Только лишним будет. А тут, в зоне, ему хорошо. Никто не обижает. Четвертый не нужен, Офицер. Одно скажу: повяжемся все вместе. Придется тебе быть с нами после того до конца. Готов? Я за тебя поручусь. Слово Балабана еще весит где нужно.

Конечно, Игорь был готов. У него в который раз не оставалось выхода.

Иначе не вырваться отсюда.

Не добраться рано или поздно до Сомова.

Не перегрызть его поганое горло — а вцепиться в него Вовку почему-то хотелось больше всего, собрался рвать врага зубами, даже если другое оружие будет.

После того Проша Балабан коротко изложил новому сообщнику план побега.

А через три дня они уже сидели возле костра в тайге на лесосеке, ожидая сигнала. Потому и смотрели косо мужики-лесорубы: после команды передохнуть Игорь, с силой загнав топор в поваленный ствол, не спеша двинулся к костру блатных.

7

Звенели комары.

В эту пору, на исходе короткого лета, под Соликамском их осталась еще тьма. Казалось, чувствуя приход скорых холодов, настоящие хозяева тайги жировали напоследок, залезая людям в носы, уши, атакуя глаза, залетая временами в открытые рты. Дым от кострищ не всегда спасал, так что чуть ли не единым выходом для блатных оказался Ленька Рохля — сделав разлапистый веер из лиственных веток, старательно отгонял комариные стаи от «дядей».

Закон не позволял блатным работать. Но на лесосеку они выбирались полным составом, группировались отдельно, жгли костер, курили и иногда травили байки с конвойными. Сейчас же происходило то же самое, не было в их поведении ничего странного и нового.

На усыпленную бдительность был первый расчет.

Говоря тогда со старым злодеем, Игорь нарочно умолчал о его болезни. Теперь, глядя, как решительно, несмотря на свой возраст и состояние, настроен Балабан, окончательно понял: попытка бегства для него — последний отчаянный рывок. Если бы не болезнь, старик бы вполне комфортно чувствовал себя в лагерных условиях. Из разговоров Вовк узнал: впервые тот сел еще до революции, выпустили по амнистии весной 1917 года, гулял на воле аж до нэпа[7], потом стал проводить за решеткой значительно больше времени, чем на воле. Статус законника позволял не слишком переживать об этом. Но все-таки свобода и дальше манила. Теперь риск умереть на койке в лагерной больнице стал очевидным. И Балабан отважился пойти в свой последний бой.

Слишком уважал себя, чтобы позволить болезни сожрать его тут, за колючей проволокой.

Глотнуть воли и умереть. Что ж, решил Игорь, пусть это принцип вора, но не худший.

Беглецы не сговаривались напоследок. Все уже проговорено наперед. Оставалось ждать, пока начнется, — и это началось. Правда, совсем не так, как представлял себе Вовк.

Ленька-Рохля, успокоившись после разговора Игоря с Балабаном, отгонял комаров от скучающих блатных. Вдруг Игорь перехватил знак — Голуб кому-то едва заметно кивнул. Один из воров тут же шагнул ближе к разложенному между двух стволов костру, подхватив по дороге ветку с листьями, по всему видно — заготовленную загодя. Швырнул, накрывая огонь, и заклубился густой белый дым.

— Какого хера! — послышалось возмущенное. — Делать нечего?

Сразу несколько человек вокруг закашлялись. Конвойные с матом отступили немного дальше. Вовк, почувствовав — сейчас должно что-то произойти, напрягся. Действительность, однако, превзошла ожидания.