Полнолуние - [16]

— В сорок третьем, летом, там горячо было, — согласился Вовк. — Если хотели эти ваши Теплый с Капитаном потеряться, правильное место выбрали.

— Есть такая мысль, — согласился Балабан. — Малява почему пришла за Костю? Знали, что залег на кичмане. Находят тело возле места, где когда-то барыжила его маруха. Немцев она как-то пережила. Когда их вытеснили, решила все закрутить по новой. Наш брат, честный фраер, никуда не делся. А жить же как-то надо девке. Костя Капитан имел с ней дела до войны. Нарисовался будто между прочим, здрасьте вам. А потом за десять метров от халупы старому дружку заточку загнали просто в сердце. Чтобы, значит, подумали на давнее кодло, нигде не искали. Жора Теплый заколол, не иначе.

— А я слышал… ну, нельзя ворам убивать. Тем более он грабитель, я так понял.

— Все ты правильно слышал. Только случай с Теплым особый. Есть на нем пара жмуров, еще до войны. Менты о том не знают. Ясно, никто из наших его легавым не вломил. Но Жора мутный, ох мутный. У тебя какое звание было?

— Старший лейтенант.

— До войны кем был?

— Как… Учился. Закончить не успел, меня с последнего курса призвали. Воевать пошел рядовым. Потом, летом сорок второго, послали на высшие офицерские курсы. — И зачем-то добавил: — Сапер.

— Вишь, научили стрелять. И людей ты убивал, Офицер. На минах их подрывал. Только ша про врагов. Люди — они все живые, каждый за жизнь хватается. Немец на войну умирать пошел? Хрена с два! Сидит себе и раздумывает: пули не для него, с ним такого не случится, не зацепит его. Ты тоже так думаешь, правда? Не ври. Лучше промолчи, ага?

Вовк молча кивнул.

— Вот так, — довольно хмыкнул Балабан. — С Теплым то же самое. Он убежал не на войну. Воевать ему не в жилу. Но и на воле долго не побегает.

— Почему?

— Потому что о том, что это он Капитана подрезал, люди быстро узнали. Одно дело — из окопов убежать, этого даже наш закон требует. И совсем другое — своего брата-блатного убить. Значит, теперь и Жора и для «красных» вне закона, и для «черных». Для нас, значит, для братвы. Тут же заслали малявы — искать его, паскудника, надо. Меня люди слушают, кое-что уже сделали. Не быстро. Времена сейчас сам знаешь какие, Офицер. Но нашли его, есть в этом всем дерьме приятные новости.

— Где? — вырвалось у Игоря.

— Тебе какая печаль?

— И правда.

Вынырнул Голуб, вернул кружку. Коснувшись донышка, Балабан тихонько вскрикнул, слегка обжегшись, но не разозлился — наоборот, хлебнул с удовольствием, изобразив на лице выражение высшего блаженства.

— Что-то я заболтался с тобой. Ну ничего, больше про наши дела будешь знать. Про Жору так, к слову. Сидит он у меня вот здесь, — сухим, согнутым крючком пальцем старый злодей легонько постучал себя по лбу. — Считай, познакомились. Компанию себе сам выбирай. К себе не зовем, закон не позволяет. Но в случае чего держись нас, Офицер. А от политических — подальше.

— Могли бы не предупреждать. Я их сам не очень люблю. Власть — она и есть власть, нечего выступать.

Честно говоря, в тот момент Игорь Вовк несколько кривил душой. До войны достаточно сдержанно воспринимал сообщения о разоблачении и аресте врагов народа и оглашенные приговоры. Не слишком радовался, но и не очень печалился. По примеру родителей вообще старался не обсуждать друзей семьи, которые внезапно оказались подельниками английских или японских шпионов. Или участниками сговора против партии, правительства и лично товарища Сталина. В целом старался жить в лучшей стране в мире и ни о чем крамольном не думать. Война значительно подправила его взгляды, а собственная история заронила серьезные сомнения в том, что сотни тысяч других приговоров не могли вынести точно так же. Однако по привычке избегал политических, хотя уже не относился к ним настороженно.

Но и быть с уголовниками Вовку тоже было не с руки. Тем более после предложения майора Божича. В каждом бараке кум имеет глаза и уши, это факт. А значит, пронюхал — новичком заинтересовались воры. Законы тактики предусматривали попытку начальника оперчасти использовать это. Потому повторный разговор про сотрудничество с администрацией способен обернуться для Игоря смертным приговором. Согласившись, рискует засветиться однажды перед блатными, и тогда Балабан с его возможностями запросто посадит стукача на нож. Отказавшись, попадет под сумасшедший пресс администрации и действительно надолго пропишется в БУРе.

Вот так в первые же дни в лагере бывший старший лейтенант Вовк, не желая того, оказался между молотом майора Божича и наковальней Проши Балабана.

Ни он, ни кто-то другой не могли представить, что события, которые ускорили дальнейший выбор Игоря, запустил Ленька-Рохля.

Известная лагерная «девочка».

4

— Дядя. Дядя.

Игорь услышал это за спиной. Не нужно оглядываться, чтобы узнать, кто это говорит. Рохля имел странную привычку всех вокруг называть дядями, хоть зэков, хоть конвойных, хоть самое малое лагерное начальство. Вовк только не сразу понял, что Ленька окликает именно его. Когда же дошло, обернулся на голос с неохотой и отвращением.

Арестантского опыта Игорю хватало, чтобы четко представлять и понимать тюремную и лагерную иерархию. Рохля имел особый статус. Так называемые обиженные, или