Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского - [49]

В архимандрите Игнатии резко обозначался сословный тип. Его всегдашнее стремление к самостоятельной деятельности по собственным убеждениям и мыслям, независимо от постороннего влияния, явственно выказывает тот характер действий, который в родном его сословии, вообще, выражался в личном произволе, составлявшем отличительную нравственную черту дворянства, современного архимандриту по воспитанию и служебной деятельности.

Такая самостоятельность была природным свойством архимандрита Игнатия, вместе с тем она подчинялась его религиозной деятельности и ей вполне руководилась. Уважение к собственной личности, эта неизгладимая черта родового происхождения, было также присуще его нравственной природе, оно отнюдь не имело в нем характера эгоизма и всегда согласовалось с монашеским смирением, исключало только низкую человекоугодливость и все, унижающее достоинство духовного человека.

Вследствие таких нравственных преимуществ своего сословного происхождения, усовершенствованного святоотеческим учением, которое ввело в самую жизнь его делание Евангельских заповедей, архимандрит Игнатий выделялся из той среды, к которой принадлежал по своему сану: его развитая, закаленная самоотвержениями личность не могла не проявляться везде и всегда в своей откровенной простоте, в своей не могущей изменяться, подлаживаться природе.[110]

По причине этого сословного несходства большая часть высшего духовенства, за немногими исключениями, чуждались архимандрита Игнатия. Они объясняли его поведение гадательно, с самой неблаговидной стороны: духовные совершенства человека объясняли страстными движениями падшего естества, его духовную свободу, его прямоту считали гордостью, более, оскорбительной дерзостью, его внешнюю обстановку, его сдержанное обхождение и изящный во всем вкус, эти видимые выражения сословного навыка, называли тщеславием и роскошью, строгую дисциплинарность порядков, это наследие военной школы, странным нововведением.

Нерасположение митрополита Антония к архимандриту Игнатию не было тайной для всех его окружающих. Зависть работала, чтобы разжечь это настроение петербургского владыки. Отовсюду строились ковы, везде искали потемнить, очернить доброе имя архимандрита, чему немало благоприятствовало то, что в пустыне в это время были кроме настоятеля еще два Игнатия, из них тогда особенно заметен был Игнатий, прозванный в обители «большим»,[111] наместник пустыни, впоследствии архимандрит и настоятель Никандровой пустыни Псковской губернии.

Владея сильным тенором, с необыкновенно благообразной наружностью, он был весьма благолепен в богослужении, и, как человек умный, ловкий, бойкий от природы, имел способность снискивать благорасположение людей вообще. В новоначалии своем он нес послушание старшего келейника при архимандрите, где сделался известен всем, посещавшим настоятеля, что и облегчило ему впоследствии, когда он был возведен на степень священнослужащего и наместника, поддержать и распространить свои знакомства.

В обществе смешали лица и все, говоренное об Игнатии наместнике, приписывали Игнатию архимандриту. Злобная молва работала в своем духе осуждения и клеветы, а делатель заповедей Евангельских не позволил себе ни действий, ни слов, коими бы ему всегда было легко оправдать себя.

По инициативе митрополита Антония в Синоде был составлен протокол о переводе настоятеля Сергиевой пустыни архимандрита Игнатия настоятелем же в Соловецкий первоклассный ставропигиальный монастырь, чтобы под видом возвышения выслать его из Петербурга как лицо, подающее повод к соблазну. Архиепископ Псковский Гедеон[112], бывший тогда на чреде в Синоде, остановил это предприятие, говоря: «Мы хотим похвалу и украшение нашего монашества сослать по каким — то земным изветам и, подобно Синедриону, приговорить праведного к казни за то, что он по отношению к нам действует несогласно с нашими понятиями, не ждет нас по несколько часов в прихожей, когда не застанет дома, и делает тому подобные оскорбления нашему понятию о нашем достоинстве, понятию, которое не сходится с его понятиями о его обязанностях относительно нас». Этот протест преосвященного Гедеона повлиял, и постановления не состоялось.

Другая причина нерасположения духовенства к архимандриту Игнатию заключалась в несходстве научного образования, от которого зависят понятия, взгляды, убеждения, образ мыслей и весь строй как умственной жизни, так и самой деятельности внешней. Получив образование в светском учебном заведении и затем перейдя к самостоятельному изучению святоотеческих писаний в монастырском уединении при деятельной монашеской жизни, архимандрит Игнатий отделялся от собратий своих в ученом духовенстве своей богословской научностью. Она вся основывалась у него на опытном знании аскетической жизни и отчасти проникалась началами светской учености, именно физико — математическими. Ни физика, ни математика не входили еще тогда в программы духовных образовательных учреждений.

Строго держась православного направления, архимандрит Игнатий твердо исповедовал, что Слово Божие, писанное по внушению Святого Духа, должно быть и объясняемо людьми, обновленными действенной благодатью Святого Духа, каковы были святые отцы православного Востока, а потому совершенно отвергал самовольные толкования, исходящие из душевного разума всех инославных писателей о предметах богословских. Причем, понятия его о некоторых религиозных предметах, заимствованные из опытного аскетического учения святых отцов Востока, отличались материализмом, свойственным уму, развитому в изучении естественных наук и просвещенному собственным аскетическим опытом, и чуждые уму идеалиста — мечтателя, не привыкшего свои понятия о предметах проверять или подчинять законам, указываемым положительной, точной наукой. Отсюда происходит то неприязненное отношение, какое существует между естественнонаучными воззрениями и отвлеченно философскими.