Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского - [141]

Этим ограничиваю мои замечания. Мне остается принести Вашему императорскому высочеству всесовершенную признательность за доставление мне истинного сердечного утешения ознакомлением меня с проектом преобразования морских учебных заведений. В нем я нашел опору многим моим думам, нашел отчетливо изложенным то, что осознавал безотчетливо, нашел много наставлений, которые пригодятся мне, если на то последует Божие благоволение, в моем служении. Остается мне пожелать, чтоб предначертание Вашего высочества увенчалось благополучнейшим успехом, по завещанию Священного Писания, которое говорит: Начный в вас дело благое совершит е (Флп. 1; 6).

Призывая на это дело всеобильное благословение Божие, с чувствами глубочайшего почтения и всесовершенной преданности имею счастие быть Вашего императорского высочества.».

Но скорби не оставляли преследовать епископа Игнатия. Помянутый циркуляр, обличивший направление журнала Казанской Духовной академии, вооружил против него почти всех епископов, воспитанников Духовных академий, а кончина митрополита Новгородского и С. — Петербургского Григория лишила его единственного человека, принимавшего в нем дружественное и искреннее участие, основанное на единении духовном. В это лето 1860 года жена Крастилевского нашла доступ и покровительство своему супругу у митрополита Филарета Московского. Такое же покровительство нашел в лице московского святителя и ректор семинарии архимандрит Епифаний Избитский, вставший в ряду недовольных и искавший, так сказать, случая огласить свое нерасположение к епископу Игнатию.

Неудовольствие защитников Казанской академии против епископа усугубилось обстоятельством, которое епископ не счел возможным скрыть и должен был довести до сведения Синода, как факт, огласившийся во всем образованном обществе Ставрополя. Профессор Казанской академии Гусев, присланный в 1859 году для обревизования Ставропольской семинарии, на испытании воспитанников, в присутствии всех преподавателей семинарии и воспитанников учеников богословского отдела, кощунно отозвался о поведаниях библейских. Слова его повторялись одними кощунно, а благочестивыми христианами — с великою скорбию. Гусев, однако, получил награду — орден Св. Владимира 3–ей степени и сряду, однако, должен был оставить службу при академии.

Успешное влияние интриг ректора архимандрита Епифания в соединении с протоиереем Крастилевским при митрополите Филарете выразилось, с одной стороны, неподвижностию в Синоде исхода дела Крастилевского, с другой, нахально дерзкими безнаказанными действиями архимандрита Епифания, до того забывшегося, что в один из высокоторжественных дней, по окончании Божественной литургии в летнем кафедральном соборе, он, сослуживший епископу, вследствие спора с кафедральными священнослужащими, в присутствии командующего войсками генерал — адьютанта графа Евдокимова и всего военного и гражданского начальства, сопровождавших епископа к экипажу, подбежал к дверцам кареты и, остановив весь разъезд, с великим раздражением стал объяснять жалобу свою.

Епископ сказал: «Здесь не место — мы задерживаем всех» и приказал ему ехать в архиерейский дом, чтобы там объяснить ему случившееся. Оказалось, что архимандрит заносчиво оскорбил кафедральных священнослужащих и потому получил предложение епископа две недели не выезжать из дома. Взыскание это, естественно, не умиротворило архимандрита Епифания, опиравшегося на давнее покровительство митрополита Филарета.

Отношения митрополита Исидора к преосвященному Игнатию были также неблагосклонны. Они выразились довольно резко в проезде митрополита из Тифлиса на Киевскую кафедру. В видах поощрения и большего развития воспитанников семинарии старшего курса, епископ Игнатий ввел обычай призывать к себе на духовную беседу и рассуждения о предметах веры воспитанников семинарии богословского курса, отличающихся благонравием и успехами в науках, по засвидетельствованию ректора, и в сопровождении профессоров. Беседы эти происходили за вечерним чаем, сопровождаемым угощением фруктами и разными сластями.

Такое обращение епископа с своими подчиненными показалось митрополиту Исидору до неприличия фамильярным, и он, при свидании с ним в г. Георгиевске, не остановился сделать ему словесный строгий выговор, на который епископ отвечал одним молчанием. Особенная неуместность этого обстоятельства и бестактность, чтобы не сказать необдуманность, выговора состояла в том, что он был сделан в присутствии начальника губернии генерал — лейтенанта Волоцкого, нашедшего нужным успокаивать митрополита, убеждая его удовлетвориться молчанием епископа.

Когда преосвященный митрополит Исидор занял место вскоре за тем почившего Санкт — Петербургского митрополита Григория, епископ Игнатий письмом просил митрополита Исидора о переводе его в одну из епархий восточной России, где бы он мог присмотреть себе монастырь, чтобы поселиться в нем на покое. Просьбе этой митрополиту Исидору угодно было дать тот смысл, что будто бы преосвященный Игнатий просил очистить ему вакансию на Воронежскую кафедру, а потому, так как кафедра эта занята, то и просьба преосвященного удовлетворена быть не может. Иронический тон письма не оставлял никакого недоразумения. Напрасна была просьба его об этом же к Филарету Московскому.