Полное собрание стихотворений - [105]

Желания кипят – я снова счастлив, молод,

Я снова жизни полн – таков мой организм

(Извольте мне простить ненужный прозаизм).

IX.

Ведут ко мне коня; в раздолии открытом,

Махая гривою, он всадника несет,

И звонко под его блистающим копытом

Звенит промерзлый дол, и трескается лед.

Но гаснет краткий день, и в камельке забытом

Огонь опять горит – то яркий свет лиет,

То тлеет медленно – а я пред ним читаю,

Иль думы долгие в душе моей питаю.

X.

И забываю мир – и в сладкой тишине

Я сладко усыплен моим воображеньем,

И пробуждается поэзия во мне:

Душа стесняется лирическим волненьем,

Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,

Излиться наконец свободным проявленьем —

И тут ко мне идет незримый рой гостей,

Знакомцы давние, плоды мечты моей.

XI.

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,

Минута – и стихи свободно потекут.

Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,

Но чу! – матросы вдруг кидаются, ползут

Вверх, вниз – и паруса надулись, ветра полны;

Громада двинулась и рассекает волны.

XII.

Плывет. Куда ж нам плыть?…

…………………………

…………………………

* * *

Не дай мне бог сойти с ума.

Нет, легче посох и сума;

Нет, легче труд и глад.

Не то, чтоб разумом моим

Я дорожил; не то, чтоб с ним

Расстаться был не рад:

Когда б оставили меня

На воле, как бы резво я

Пустился в темный лес!

Я пел бы в пламенном бреду,

Я забывался бы в чаду

Нестройных, чудных грез.

И я б заслушивался волн,

И я глядел бы, счастья полн,

В пустые небеса;

И силен, волен был бы я,

Как вихорь, роющий поля,

Ломающий леса.

Да вот беда: сойди с ума,

И страшен будешь как чума,

Как раз тебя запрут,

Посадят на цепь дурака

И сквозь решетку как зверка

Дразнить тебя придут.

А ночью слышать буду я

Не голос яркий соловья,

Не шум глухой дубров —

А крик товарищей моих

Да брань смотрителей ночных

Да визг, да звон оков.

* * *

<Дук.>

Вам объяснять правления начала

Излишним было б для меня трудом —

Не нужно вам ничьих советов. – Знаньем

Превыше сами вы всего. Мне только

Во всем на вас осталось положиться.

Народный дух, [законы], ход правленья

Постигли вы верней, чем кто б то ни был.

Вот вам наказ: желательно б нам было,

Чтоб от него не [отшатнулись] вы.

Позвать к нам Анджело.

Каков он будет

По мненью вашему на нашем месте?

Вы знаете, что нами он назначен

Нас заменить в отсутствии, что мы

И милостью <и> страхом облекли

Наместника всей нашей власти, что же

Об нем вы мните?

Е<скал.>

Если в целой Вене

Сей почести достоин кто-нибудь,

Так это Анджело.

<Дук.>

Вот он идет.

А<нджело.>

Послушен вашей милостивой воле,

Спешу принять я ваши приказанья.

<Дук.>

Анджело, жизнь твоя являет

То, что с тобою совершится впредь.

<Плетневу.>

Ты хочешь, мой [наперсник строгой],

Боев парнасских судия,

Чтоб тревогой

< >

На прежний лад настроя,

Давно забытого героя,

Когда-то бывшего в чести,

Опять на сцену привести.

Ты говоришь:

Онегин жив, и будет он

Еще нескоро схоронен.

О нем вестей ты много знаешь,

[И с Петербурга и Москвы]

[Возьмут оброк его главы]

Стихотворения 1834 г

* * *

Я возмужал [среди] печальных бурь,

И дней моих поток, так долго мутный,

[Теперь утих] [дремотою минутной]

И отразил небесную лазурь.

[Надолго ли?… а кажется прошли

Дни мрачных бурь, дни горьких искушений]

* * *

Пора, мой друг, порa! [покоя] сердце просит —

Летят за днями дни, и каждый час уносит

Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем

Предполагаем жить, и глядь – как раз – умрем.

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Давно завидная мечтается мне доля —

Давно, усталый раб, замыслил я побег

В обитель дальную трудов и чистых нег.

* * *

Он между нами жил

Средь племени ему чужого, злобы

В душе своей к нам не питал, и мы

Его любили. Мирный, благосклонный,

Он посещал беседы наши. С ним

Делились мы и чистыми мечтами

И песнями (он вдохновен был свыше

И с высока взирал на жизнь). Нередко

Он говорил о временах грядущих,

Когда народы, распри позабыв,

В великую семью соединятся.

Мы жадно слушали поэта. Он

Ушел на запад – и благословеньем

Его мы проводили. Но теперь

Наш мирный гость нам стал врагом – и ядом

Стихи свои, в угоду черни буйной,

Он напояет. Издали до нас

Доходит голос злобного поэта,

Знакомый голос!.. боже! освяти

В нем сердце правдою твоей и миром

И возврати ему

* * *

Везувий зев открыл – дым хлынул клубом – пламя

Широко развилось, как боевое знамя.

Земля волнуется – с шатнувшихся колонн

Кумиры падают! Народ, гонимый [страхом],

Под каменным дождем, [под воспаленным прахом],

Толпами, стар и млад, бежит из града вон.

* * *

Стою печален на кладбище.

Гляжу кругом – обнажено

Святое смерти пепелище

И степью лишь окружено.

И мимо вечного ночлега

Дорога сельская лежит,

По ней рабочая телега

изредка стучит.

Одна равнина справа, слева.

Ни речки, ни холма, ни древа.

Кой-где чуть видятся кусты.

Немые камни и могилы

И деревянные кресты

Однообразны и унылы.

Песни западных славян

Предисловие

Большая часть этих песен взята мною из книги, вышедшей в Париже в конце 1827 года, под названием La Guzla, ou choix de Poésies Illyriques, recueillies dans la Dalmatie, la Bosnie, la Croatie et l'Herzégowine.[64]

Неизвестный издатель говорил в своем предисловии, что, собирая некогда безыскусственные песни полудикого племени, он не думал их обнародовать, но что потом, заметив распространяющийся вкус к произведениям иностранным, особенно к тем, которые в своих формах удаляются от классических образцов, вспомнил он о собрании своем и, по совету друзей, перевел некоторые из сих поэм, и проч. Сей неизвестный собиратель был не кто иной, как Мериме, острый и оригинальный писатель, автор Театра Клары Газюль, Хроники времен Карла IX, Двойной Ошибки и других произведений, чрезвычайно замечательных в глубоком и жалком упадке нынешней французской литературы. Поэт Мицкевич, критик зоркий и тонкий и знаток в словенской поэзии, не усумнился в подлинности сих песен, а какой-то ученый немец написал о них пространную диссертацию.